Отступники (СИ)

— Надеюсь, тебе мы не помешаем? — осведомился я желчно.

— Циф, — безразлично ответил Цыпленок.

— Я знаю, что ты хочешь сказать, — сказал мне Рем.

Я перевернул упавший стол и уселся на него. Нет, все-таки с такими тощими ягодицами, сидеть можно только на подушках.

— Раз знаешь, тогда я помолчу, — ответил я и махнул рукой.

Рем едва успел увернуться. Сизый сгусток шкварчащего пламени, скользнул с моих пальцев и разбился о стену.

— Ух ты, — выдохнул я. — А ну-ка.

Я махнул еще раз. На этот раз у меня забурчало в желудке и что-то противно запищало в носу. Я икнул и вдруг вытолкнул из пасти языком какую-то мокрицу. Это было настолько неожиданно и мерзко, что я отпрыгнул назад и повалился на пол вместе со столом.

Рем проводил взглядом удирающую тварь и помог мне подняться.

— Там внизу, — сказал он твердо, — есть библиотека. А в этой библиотеке — книги. А в них — знания. Ты что-нибудь придумаешь, я уверен.

— Он сидел тут четыреста нерестов, — заныл я. — Четыреста. Это четыре раза по сто. Или сорок раз по десять. Или…

Рем схватил меня за челюсть и посмотрел в глаза. Прямо, безжалостно, как умеет это делать отпетый вор-рецидивист и мошенник. А еще друг. Действительно уверенный в моих способностях. Я никогда не спрашивал у Рема, уважает ли он меня. Именно потому, что он иногда смотрел на меня этим верящим взглядом.

— Лазно, — сказал я, с трудом размыкая сжатые пальцами губы. — Лавно. Я пофробую.

— Вот и отлично, — кивнул Рем, отпуская меня. — Я пока осмотрю башню. Что-нибудь должно найтись.

Я спустился в библиотеку. На серых полупрозрачных листах человеческой кожи появились закорючки, бесконечная мелкая вязь без пробелов. Я никогда не видел ничего подобного, разве что глядя на долговые расписки моих коллег. Но там я хотя бы мог различать цифры.

Мне казалось, что знание должно прийти само, что это часть обучения. Долгое, медитативное изучение каракуль.

Нет.

Я лежал на мозаичном полу, посреди раскиданных книг и глядел, повернув голову, на статую Хладнокровного. Долго, быть может целые сутки. Или больше. Много больше. Мне не хотелось ни пить, ни есть. Только вернуть все как было. Нет, не просто оказаться на задворках Смеющейся Тени, под теплым свиным боком. Я хотел обратить свою жизнь до того самого момента, как отцовская статуэтка легла прохладной тяжестью мне в руку.

Первый камушек.

Подумать только, эта жалкая статуэтка была тем самым первым камушком, что повлек за собой ужасную, грохочущую лавину невероятных последствий, эпилогом которых стало то, что я лежу сейчас в лоне древней проклятой башни, в теле магга. Такого же древнего и проклятого.

Я обречен на долгую мучительную смерть. В лучшем случае я превращусь в мясной тефтель. В худшем, меня размажет по полу каким-нибудь Мыздесьизпрестонавылезли. А еще я вынужден буду смотреть на то, как умирает от старости мой друг Рем. Хотя, скорее от голода. И трезвости. И воздержания.

И слушать, как над нами смеется Олечуч.

Хо-хо-хо…

Одна статуэтка.

Ха-ха-ха…

И никакой надежды.

Хи-хи-хи…

Я закрыл глаза.

Глава 8

Теория выживания

«В этом мире меня беспокоит три вещи: правительство, моя печень и то, как некоторые люди интерпретируют слово «целеустремленность» Мисут Птах, убийца, насильник и философ.

Миумун двигался по периферии Вечной Ярмарки.

Здесь было не так шумно, как в ее чреве, можно было идти самостоятельно и вдыхать чаще, чем раз в три минуты.

На его спине покоился широкий бронзовый щит.

Миумун рассеяно рассматривал товары и поглядывал на летучих кошек, которые кружили над этой местностью в надежде стащить прилавок с чем-нибудь съедобным, или, хотя бы собаку, сторожащую стойки оружейника. Собака истошно скулила и пыталась зарыться в каменную мостовую.

Миумун преисполнился жалости. Он подошел ближе и простер над ней свою длань зверокротителя, длань мудреца способного управлять животными, одного из тех великих героев, которые в пике своей силы брали в тиски разума волю огромных некуморочьих стай и двадцатиметровых баргеров.

— Воспылай мужеством! — властно молвил ей Миумун.

Собака вздрогнула и прекратила метаться. Посмотрела на чужака в тигровом балахоне с видом крайнего недоверия. Заметно было, что она не рада встрече с сумасшедшим. В небе вскричала от голода летучая кошка. Собака взвизгнула и снова принялась метаться, пытаясь выцарапать сточенными когтями двухсоткилограммовую гранитную плиту.

Миумун вздохнул и отправился дальше.

Да, он был зверокротителем. Более того, он был первенцем! Представителем древней и могущественной расы, которая нечувствительно управляла всем этим подгнившем миром. Вот только… Кое-что мешало ему манипулировать животными больше крупной крысы. Кое-что. Миумун уже надел под капюшон свой защитный шлем, поэтому под тканью ничего не шевельнулось от смущения.