Отступница

Для меня создавшаяся ситуация была просто жуткой. Я чувствовала, что меня используют в своих целях: эти чужие люди в чужой стране на чужом языке выворачивают наизнанку всю мою жизнь! Я заплакала и вышла из помещения. Мое страшное прошлое вернулось в настоящее. Оно овладело мной. Оно угрожало задушить меня.

Я вернулась домой со своим сыном Самуэлем.

Две недели спустя я решила указать группе, проводящей терапию, на то, что они сделали со мной.

— Вы использовали меня в своих целях. Моя судьба была для вас всего лишь наглядным пособием. Затем вы меня отпустили, даже не предложив помощи! Это унижение человека.

Студенты пытались успокоить меня. Но я больше не хотела с ними разговаривать. Они вернули меня в прошлое против моей воли, а теперь я была отдана на произвол моих воспоминаний. А тайна моей вины теперь уже снова крепко сидела в моем сознании. Каждый день, каждый час, каждую минуту.

Лишь два года спустя, впервые заговорив с сестрами о нашей судьбе, я призналась им в этом.

Сестры молчали. Затем Джамиля сказала:

— Уарда, это не твоя вина, что мама умерла. Твоя тайна — это и наша тайна, да поможет мне Аллах.

Я не поняла ее.

— Мама в день своей смерти разбудила нас раньше, чем обычно, — сказала Рабия. — Она прошептала нам: «Дочки, пожалуйста, сходите в полицию. Скажите полицейским, что ваш отец хочет убить меня».

— И? — спросила я. — Вы были в полиции?

— Конечно, — ответила Джамиля, — мы еще до школы зашли в третий полицейский участок и сказали там то, о чем просила нас мать.

— Но они не сделали ничего, — произнесла я.

— Нет, — ответила Джамиля, — они тут же выставили нас вон. Нас, трех маленьких девочек, никто не воспринял всерьез. В полиции сказали: «Идите в школу, ничего не случится. Он отлупит вашу мать, как обычно. Это нам знакомо».

После этого разговора у меня стало легче на сердце. Не я одна несу вину за смерть своей матери, не я одна проявила свою несостоятельность. Все оказались несостоятельными: семья, соседи, официальные власти. Все знали, что отец убьет мать. Но никто ничего не сделал, чтобы не допустить этого.

В доме лалы Захры мы столпились в единственной комнате с окном, выходящим на улицу. Лала Захра закрыла окно, но мы прижались носами к стеклу, чтобы видеть, что делается на улице.

Полицейские приходили и уходили. Машина для перевозки трупов увезла тело матери. Все соседи собрались небольшими группками и возбужденно обсуждали случившееся.

Одни лишь мы оказались в заточении. Я считала несправедливым то, что мы вынуждены оставаться в доме лалы Захры. Я тайком выскользнула из комнаты и прокралась по коридору к двери. Я уже встала на цыпочки и прикоснулась к запору, когда лала Захра схватила меня:

— Ты куда собралась?

— На улицу, к людям.

— Нет! — сказала лала Захра и решительно втолкнула меня в комнату, где сидели мои сестры.

Через несколько часов мы услышали крики на улице:

— Вот он идет! Убийца вернулся!

Рабия, отвоевавшая себе самое лучшее место у окна, прошептала:

— Папа здесь.

Мы все хотели увидеть его и прижались к окну. Отец шел по улице, неся на спине большой мешок. Соседи расступались и шептали:

— Он хочет спрятать туда свою жену и унести ее отсюда. Да смилостивится над ним Аллах.

Отец подошел к нашему дому, словно ничего не случилось. Мы, дети, притаившиеся за окном лалы Захры, не говорили ни слова, мне кажется, что мы тогда даже не дышали, настолько огромным было напряжение. Молча мы наблюдали, как отец приближается к двери нашего дома. Но тут на улице поднялся крик. Все соседи что-то кричали. Некоторые женщины плакали. Мужчины стояли с важным видом.

Когда отец уже хотел зайти в дом, появились полицейские. Отец позволил арестовать себя, не оказав никакого сопротивления. Его посадили в маленькую полицейскую машину — мне кажется, это был «рено» — и увезли.

Первую ночь после смерти нашей матери и ареста отца мы провели в доме семьи Эмель. Нам соорудили постель на полу в гостиной. Мы улеглись на нее и тесно прижались друг к другу. Я почти не помню той ночи. Думаю, что после пережитого мы очень быстро уснули, еще не осознавая, какая нас ждет участь: мы стали сиротами, детьми без родителей, без какой-либо защиты. Одни. Одни навсегда, навечно.

На следующее утро я проснулась очень рано, и сразу же на меня нахлынули воспоминания. Воспоминания о дне, который перевернул мою жизнь. Я ясно видела, как мы, дети, вернулись домой из больницы, где тщетно искали мать. Перед нашим домом находилась санитарная машина, вокруг которой столпились соседи. Рядом стояли полицейские, пожарные вбегали в нашу дверь и выбегали из нее.