Отступница

Хуже тетки была лишь ее подруга С’хур, которая жила в барачном поселке на окраине Агадира. С’хур была одной из дарбо-ши-фааль, всегда внушавших мне ужас, потому что они ходили по улицам и орали пронзительными голосами, предлагая свои нечестивые услуги: «Гадания, пророчества, магические ритуалы!»

Я считала С’хур ведьмой, и даже сегодня, вспоминая ее, я чувствую, как от страха у меня мороз пробегает по коже. Это была испорченная, злая душа, и я думаю, что тетя Зайна проводила с ней магические ритуалы, чтобы полностью подчинить себе своего мужа. Когда С’хур приходила к тетке, они жгли на древесных углях какие-то вонючие снадобья, и от этого запаха нам, детям, становилось плохо. Голова у меня болела до такой степени, что меня даже рвало.

Иногда на огне тлели какие-то куски ткани. Позже я узнала, что это были тряпки, которыми тетя Зайна ловила изливающуюся сперму моего дяди и сжигала ее, чтобы навсегда привязать его к себе.

Над нами С’хур издевалась как могла. Она отзывалась плохо о наших родителях и требовала, чтобы мы целовали ей руки и обслуживали ее, как королеву.

Она вносила раздоры в наш дом, заявляя, например, такое:

— Зайна, подруга моя, будь осторожнее с Джамилей. Она скоро уже станет настоящей женщиной и соблазнит твоего мужа, если ты не примешь меры.

А Джамиле тогда едва исполнилось тринадцать лет. Она помогала дяде ремонтировать машины на улице перед домом и даже надевала такой же синий комбинезон, как дядя. А тетя Зайна терпеть не могла, когда Джамиля работала вместе с дядей.

— Ты только того и ждешь, чтобы раздвинуть ноги перед моим мужем, маленькая ты б…! — орала тетя Зайна.

Джамиля плакала:

— Да как ты можешь такое говорить, тетя! Твой муж — все равно что отец для меня. Он — мой папа.

То, что Джамиля говорила не всю правду, а хранила ужасную тайну, я узнала лишь много лет спустя.

Однажды в нашей ванной комнате случилось нечто странное, После очередного визита С’хур тетка приторно-сладким голоском спросила мою сестру Джамилю:

— Может, тебе потереть спинку?

Это было что-то новенькое, потому что тетка обычно о нас никак не заботилась. Мы привыкли сами мыть друг друга. Для этого мы выставляли ведро с водой на крышу и ждали, пока она согреется на солнце. Затем несли воду в ванную и там мыли друг друга.

Тетя Зайна взяла рукавицу из грубой материи, которой мы обычно терли наши тела так, что слезала обгоревшая кожа. Через маленькое окошко ванной я видела, как тетка трет спину Джамиле. При этом она тайком собирала кусочки кожи, отделявшиеся от темной спины Джамили. Я не спускала глаз с тетки. После окончания процедуры тетка забрала кусочки кожи и полезла на крышу, где разложила их в уголке на просушку.

Через пару дней в доме снова появилась С’хур. Тетя Зайна принесла высушенные кусочки кожи, и обе женщины, глухо бормоча какие-то заклинания, сожгли на огне свою добычу.

В Марокко каждый знает, что это означает: это колдовство приворота, с помощью которого человека делают послушным орудием своей воли.

Амми Хасан не был злым. Когда тети Зайны не было дома, он обращался с нами хорошо и даже выбирал гнид из наших волос. Но как только в доме появлялась тетка, он преображался: становился грубым и нетерпимым. Достаточно было сказать неосторожное слово, и он тут же бил нас.

С тех пор как отца посадили в тюрьму, дядя Хасан стал корчить из себя главу семейства. Он был даже назначен судом управляющим земельным угодьем, которое по закону принадлежало моему отцу, хоть мы и жили в страшной нищете.

Теперь эта земля уже не наша. Рабия провела расследование, и оказалось, что дядя Хасан в документах просто изменил имя моего отца Хусейна бен Мохаммеда бен Абдаллаха на свое: Хасана бен Мохаммеда бен Абдаллаха. В арабском языке разница в написании имен Хусейн и Хасан еще меньше, чем в немецком.

Амми Хасан продал землю и прокутил деньги. А денег ему нужно было много, потому что он любил выпивать и смотреть видеокассеты, которые приносил домой из видеотеки, причем просматривал их вместе с теткой в спальне. Никому из детей туда заходить не разрешалось.

Наши двоюродные братья и сестры радовались, когда у дяди Хасана появлялись деньги. Тогда он покупал им йогурт. Он по одному вызывал к себе в комнату своих детей. Вскоре они выходили оттуда, каждый со стаканчиком вкусного йогурта, и на наших глазах с наслаждением съедали его ложечками. Нам же он не давал ничего, так что нам приходилось только смотреть, как едят другие.

Однажды я попросила свою кузину Фатиму:

— Пожалуйста, дай мне хоть ложечку!

Фатима была еще самой дружелюбной из детей Хасана. Она ела свой йогурт вилкой, потому что у нас в доме не хватало ложек.

— Подожди еще чуть-чуть, — сказала она. Затем выскребла стаканчик так, что там почти ничего не осталось.

Предвкушая наслаждение, я не обратила внимания на то, что она переглянулась со своими сестрами. Я широко открыла рот, чтобы не упустить ни капельки. Фатима вынула вилку из стаканчика. На ней было совсем мало йогурта. А затем она воткнула зубцы вилки глубоко в мое горло.