Отсутствие Анны

«Что такое детство? Просто ловушка, выдумка. Все вокруг твердят о самой счастливой поре в жизни, а что на самом деле эта пора? Краткий зазор, в который каждому разрешается услышать себя. Глубокий жалобный крик – обычно этим и заканчивается дело.

Чужие голоса заполняют голову так быстро – и вот уже любой будет кричать, умоляя, чтобы они замолчали. Ну, хоть в чем-то все равны – никому не будет пощады.

Детство, а потом и юность – день за днем тебе будут доказывать, что твои мысли и чувства ничего не стоят, пока ты сам в это не поверишь. Если это и вправду лучшая пора, которую они могут предложить, стоит ли так уж сильно цепляться за остальное?

В моей голове скачет жизнь, движется, сужая круги. Она останавливается и прислушивается – с изнанки сна принесли вести о пути к спасению. Но стоит ли им довериться? Этого пока что не знаем ни она, ни я. Но скоро мы узнаем».

(С листка в клетку, вложенного в первый том собрания сочинений Леонида Андреева в качестве закладки)

Марину заранее предупредили, что ей предстоит разговор с психологом, но почему-то она нервничала. Прошло два дня с тех пор, как она побывала в морге, – мучительных дня. Показания камер, своевременно снятые по обоим маршрутам Ани, не дали никакого результата. Ее не было ни на каких записях, как будто она вообще не выходила из дома. В школе в тот день Аню никто не видел. Код мобильного тоже не помог – телефон Ани нашла классная руководительница в шкафчике в гардеробе. Его небрежно оставили там как что-то ненужное… И это было тем более странно с учетом того, что, по уверениям охранника и показаниям камер, в тот день Ани в школе вообще не было. Выходило, что она оставила его там еще раньше.

Марина прекрасно понимала, что сейчас стоит волноваться не о разговоре с психологом, но почему-то у нее тоскливо сосало под ложечкой, когда она переступала очередной казенный порог, бог знает, который по счету.

Психолог Марине не понравилась сразу. Она ожидала увидеть пожилого мужчину с усами-щеточкой и цепким взглядом, но перед ней сидела молодая женщина. На вид ей было не больше тридцати. Психолог была коротко стрижена, и выбеленные волосы торчали ежиком. Одета она была по-мальчишески – в черные брюки и белую рубашку. На запястье Марина увидела татуировку – незнакомые слова на неизвестном языке. Женщина поймала Маринин взгляд и вкрадчиво улыбнулась:

– Это греческий. Здравствуйте, Марина Антоновна. – Психолог подвинула к себе синюю папку, деловито порылась в бумагах. За последние дни Марина привыкла к тому, что все смотрят на нее с благоговейным сочувствием – что ж, не в этот раз.

– Меня зовут Арина. Можно просто Арина. Прежде всего я попрошу вас не нервничать. Мое присутствие – простая формальность. Сейчас сюда подойдет моя коллега…

Ручка двери повернулась, и в кабинет зашла женщина, чей внешний вид куда больше соответствовал представлениям Марины о том, как должен выглядеть госслужащий. Эта женщина была гораздо старше Марины и носила очки в черной оправе и отвратительно сшитый бордовый брючный костюм. Волосы с проседью растрепались, как будто у вновь прибывшей не было времени причесаться. Скорее всего, ее волосы выглядели так всегда.

– Простите, опоздала, – женщина дружески кивнула. – Меня зовут Елена Сергеевна. Я из Следственного комитета… Помощник следователя, занимаюсь вашим делом. – На этот раз она говорила с Мариной и смотрела точно ей между глаз, как снайпер, наметивший цель.

– А… Анатолий Иванович?

– У него выходной. – Эти слова показались Марине бессмысленными, как будто прозвучавшими из другого мира. – И, разумеется, он не единственный, кто работает над пропажей Ани. Мы с вами пока не знакомы… Упущение с моей стороны.

Марина молчала. Она чувствовала себя, как лесной зверь, попавший в кольцо равнодушного электрического света.

– Волноваться не стоит, – посоветовала Елена Сергеевна, и Марине показалось, что еще и подмигнула – чего быть, разумеется, не могло. – Если будете отвечать на наши вопросы, разговор закончится быстро, и мы все вернемся к самому главному.