Но как показать такую загадку в целом? Как о ней сказать сразу и окончательно? Как ее действительно увидеть, прозреть и, возможно, ужаснуться, а затем отвернуться, увидев там нечто очень странное, или…? Или, наоборот, удивиться, восхититься и решить продолжить путь? «Путь» «к …»? И как «понять это противоречие» между теми, кто «хочет продолжать», и теми, кто считает, что «пора заканчивать»? И «чем является» «такое противоречие» для всего, что происходит сейчас с каждым?
Конечно, какие-то очередные мещане, склонные к упрощенному мистицизму, всегда ищут в таких особых тетрадях какую-то скрытую мещанскую тайну, которая позволила бы им чувствовать себя причастными к чему-то запретному, сокрытому. Но, возможно, на самом деле даже те, кто изобразил этот слепок понимания, то есть изложил таким конкретным образом эту тайну, даже создатели такого (возможно) не могут понять «что это?», и «что есть на самом деле эта тайна?», и «чем является это явленное им или ими изображенное?»
То есть это такой вот «гимн о происходящем произошедшем», «он звучит»139
, но «что значит»140 это звучание? Что можно услышать, прислушавшись к этому гимну? И имея «чем» слышать «это», его можно каким-то образом записать, но «что говорит это записанное» «о том звуке гимна», который «постоянно звучит в ушах»141 тех, кто тут присутствует? Этот гимн – это не только неслышимый звук происходящего142, это и что-то другое, но что? И каждый, кто способен слышать такое неслышимое, замечать такую музыку, прислушиваясь к тому, что-то может зафиксировать… И что затем, после срывается со страниц этих записанных «тетрадей о шуме неслышимого происходящего»? Что слышит тот, кто улавливает звук гимна, срывающийся со страниц такого? Или звук гимна – это какой-то гул произошедшего-происходящего, а тетрадь – это примитивно-вырванная из него мелодия.Что-то о Гурджиеве
Философия Нового и Новейшего времени абсолютно игнорирует тело и телесность, замечая только разум, ум… мышление. Но мышление никогда не в ни где, оно всегда происходит вместе с тем, что можно определить как телесность. Такое взаимодействие было замечено еще в глубокой древности, и как оно было понято тогда – это, конечно же, как всегда нечто не совсем понятное, но скорее всего, такая практика – это достаточно древняя традиция, и что-то о таком можно узнать при изучении данных прошлых веков о различных, так сказать, варварских народах.
Тут, конечно же, можно говорить о такой области воздействия на тело, то есть и на «дух» через препараты и всякое подобное. Тут можно заметить, что с древности существуют практики поста, то есть воздействие на тело, а затем на некий «дух» с помощью каких-то практик воздействия через поступление каких-то, так сказать, «элементов». Но кроме пищи, тут также могут быть практики воздействия на тело, а затем на ум через дыхание, и какие-то упражнения. Какая-то известная практика выражения такого воздействия находит свою реализацию в восточной йоге143
, и в чем-то похожем другом, каком-то неизвестном…Конечно, можно утверждать то, что практика воздействия на ум-мышление-дух – это бесполезность, это нечто очень слабое. Но исключить такую практику невозможно, каждый присутствующий может обнаружить ее присутствие. А отсутствие такой практики позволяет заметить отсутствие присутствующего в этой реальности для других в качестве телесности. То есть мысли о возможности чистого духа, чистого мышления, того, что может игнорировать «носитель» – такие мысли могут быть.
Но тут нужно заметить также, что это присутствующее может быть понято не так упрощенно, а несколько иначе, то есть определенное осознание «разницы мысли и происходящего» позволяет предположить, что телесность – это нечто более загадочное, нежели понимание его в качестве физического тела, выделенного из тотального происходящего. То есть все это тотальное происходящее, и тело, как бесконечно включенная в него часть – это все нечто загадочное и непонятное для мышления. И у мышления об этом может быть разное мышление, и чистое, и очень телесное, но только мышление? И в таком контексте взаимодействие тела и мышления – это тоже нечто непонятное.
Так вот, выяснение этой непонятности и практики такого взаимодействия – это то, чем, интересовался Гурджиев. Его танцы, его техники дыханий, его изучение Востока, а затем и попытка с помощью такого понять «дух» – это то, «в чем» прошла его жизнь. Единственным упущением является отсутствие «известных результатов» таких исканий. То есть весь полученный опыт, все взятое с Востока и развитое кружком Гурджиева – это все фактически утрачено… И обнаруживается только явленная часть, а о его неявленной части (практиках услышивания) почти ничего не известно.