— Ты, кажется, тоже, — с наглой усмешкой на губах заметил Джеймс, не сводя взгляда с паха мужчины. Ткань его черных брюк казалось была готова разорваться от напряжения и сквозь нее отчетливо был виден контур твердого члена. Но Майкл никогда не смущался своего возбуждения и лишь поднял на юношу хищный взгляд, обещающий, что этой ночью он не ограничится одними лишь ласками, как в их прошлый раз.
Джеймс залпом осушил свой бокал, взволнованно отшвырнул его, не обращая внимания на звон разбившегося стекла; порывисто наклонился, обхватив руками лицо Майкла, и страстно поцеловал, желая разделить с ним привкус вина, оставшийся у него на языке.
Пылкий и теплый. Его касания были подобны ласковому солнечному свету, который грел, но не обжигал, не причинял боли. Майкл невольно закрыл глаза и подался вперед, повалив Джеймса на кровать, а юноша окончательно скинул брюки и изогнулся, помогая мужчине снять с себя и белье, теперь отчаянно желая избавиться и от рубашки с жилетом, но это могло подождать. Джеймс с наслаждением плавился от ощущения тяжести тела Майкла, не отпуская его и целуя отчаянно, внезапно почувствовав, что от былой слабости уже не осталось и следа.
Теплые руки Джеймса гладили шею и плечи Майкла, комкали и стягивали с него рубашку.
Так невероятно знакомо и волнительно. Но нет, такого Фассбендер точно не чувствовал в своей новой жизни. Не в этой жизни…
От него пахло свежескошенной травой и парным молоком. Он был пылким и жарким, но нежным в его руках. Майкл стоял к нему слишком близко, прижимаясь к его спине, и должен был что-то говорить, но вместо этого замирал, вдыхая приятный аромат и едва сдерживаясь, чтобы не припасть губами к открытой шее юноши…
Майкл вжал Джеймса в кровать, рывком расправился с застежками на его жилете и рубашке, запустив руку под смятую дорогую ткань, и принялся оглаживать податливое тело, не отрываясь от мягких губ, чувствуя, как Джеймс крепче прижимается пахом к его бедру, медленно потираясь о него уже твердым членом, оставляя на ткани брюк влажный след.
— Такой нетерпеливый, — усмехнулся Фассбендер, свободной рукой поглаживая лицо Джеймса и растирая холодными пальцами нежный сосок, чувствуя, как розовая кожа твердеет от его прикосновений.
Зрачки, расширенные до предела, заполняли чернотой холодную серую радужку и клыки становились острее, готовые впиться в нежное тело, дорвавшись до пульсирующей крови.
Но он только тихо порыкивал от нетерпения и стягивал оставшуюся одежду с юноши, изгибался, помогая ему стянуть свою рубашку, и вновь наслаждался прикосновением его теплых рук, которые жадно скользили по спине и бокам. Джеймс опередил Майкла всего на мгновение, первым подавшись вперед, принялся целовать его ключицу и шею, прикусывая и посасывая чувствительную кожу прямо над веной, где когда-то пульсировала кровь. От жара его рта тело пробила дрожь и Майкл застонал, подставляясь под ласки разгоряченного юноши. Его кожа больше не была такой бледной, расцвела румянцем, и синяки под глазами полностью исчезли. Джеймс казался настолько полным жизни, насколько это только возможно, пылая в чужих руках, задыхаясь от прикосновений, крепче прижимаясь к Майклу и впиваясь в него зубами и руками, словно желая прорваться под кожу. Фассбендер повалил юношу на кровать и застонал в золотистые простыни, ощущая, как Джеймс бесстыдно обхватил его бедра ногами, практически повиснув на нем, подставляясь и требуя большей близости, заставляя холодное тело пылать в ледяном пламени возбуждения.
Этот малыш впивался в шею не хуже юных вампиров, не умеющих справляться со своими животными порывами, и было что-то чарующее в том, что подобная страсть пылала в столь невинном на первый взгляд создании.
Джеймс глубоко дышал, ерзал на кровати, улыбаясь своими алыми губами, поддразнивая мужчину еще сильнее, а Майкл окидывал его возбужденным взглядом, вслушивался в его тяжелое дыхание, и казалось вот-вот готов был потерять контроль. Джеймсу нравилось видеть его таким и он не мог налюбоваться этим зрелищем, завороженно смотрел на него и даже не заметил, что темные следы от засосов и укусов медленно исчезали с бледной шеи.