Оттенки полуночи

Он наблюдал за тем, как она его изучала, боясь заговорить. Опасаясь, что она прямо сейчас его возненавидит и в отвращении отвернется от того, чем он стал. – Это – я, Алекс, - тихо сказала я. – Это – весь я.

Ее светло-карие глаза решительно впились в него. Она погладила меняющиеся глифы на его груди, изучая их цвет, изменившийся от ее прикосновения. Она протянула руку дальше, поглаживая ладонью его бедро, а затем вернувшись обратно к его эрегированному члену. Он испустил безмолвное рычание от удовольствия, когда ее пальцы любовно погладили его.

Через ее ценную кровь, часть которой находилась в его крови, питая все клетки, он ощутил всю глубину ее желания. Там не было ни страха, ни неуверенности. Была только мягкая, но лихорадочная потребность, когда она обхватила его затылок и направила его лицо к своим губам.

- Займись со мной любовью снова, - прошептала она ему в губы.

Это была команда, которой Кейд был более чем готов подчиниться. Он осторожно перевернул ее, когда она раздвинула ноги, чтобы принять его еще раз. Он медленно и нежно вошел в нее и мягко обнял. Их поцелуй был долгим страстным, лихорадочным, и когда она провела своим языком по его клыкам, его член взорвался глубоко внутри нее. Кейд зарычал от экстаза и прижал ее к себе.

Боже помоги, теперь он понимал, что другие связанные узами воины говорили об удовольствии – огромном восторге – от кровной связи. Кейд понимал, что может провести вечность с Алекс - с женщиной, которая разбудила в нем чувства, которые он так усердно старался спрятать глубоко внутри себя. Он жаждал ее, с яростью, которая его ошеломила.

В тот момент, с Алекс, обернутой вокруг него – такой теплой, такой довольной и открытой, – он хотел держать свои чувства под замком… даже если дикое бурление в его крови шептало, что так не может продолжаться вечно.

Огонь, который так медленно угасал в камине несколько часов назад, давно потух. Дженна Такер-Дэрроу лежала, крепко свернувшись на своей стороне в главной комнате хижины, когда проснулась от глубоко, лишенного сновидений, и неестественного сна. Ее конечности были вялыми, отказываясь работать, а шея была слишком слабой и чувствительной, чтобы поднять голову.

Приложив некоторые усилия, она смогла приоткрыть веки и вглядеться в темноту своей хижины. Страх ледяными когтями пополз по ее позвоночнику.

Злоумышленник все еще был там.

Он сидел на полу в другом углу комнаты, склонив свою голову вниз.

Он был огромным и нес смертельную опасность даже в состоянии покоя.

Он не был человеком.

Она по-прежнему боролась с этой мыслью, задаваясь вопросом, можно ли было винить одно солодовый виски в том, что она видела – она топила себя в нем и опиралась на него, как на костыль, каждый год примерно в это же время, чтобы пройти через ужасную годовщину смерти Митча и Либби.

Но огромный злоумышленник, который ворвался к ней в дом и теперь держал в плену, не был какой-то разновидностью алкогольной галлюцинации. Он был из плоти и крови, хотя она никогда не видела такого. Он был раздет, несмотря на минусовую температуру за окном, и его кожа с головы до ног была лишена волос и покрыта густыми завитками красных и черных узоров, которые были слишком обширны, чтобы быть работой тату-мастера. И независимо от того, чем он являлся, он был сильнее, чем любой другой человек, с которым она сталкивалась за все время, проведенное на работе в охране правопорядка, даже при том, что он не был вооружен и залечивал тяжелые повреждения.

Дженна видела на своем веку достаточно ранений, чтобы понять, что небольшой кусок плоти и мышц был выдран с его бедра и еще один, поменьше, с его живота - должно быть, результат выстрела из дробовика. Другие его травмы, волдыри и ушибы, которые покрывали большую часть его кожи, были менее заметны, особенно в темное время суток. Они выглядели, как радиационные ожоги, или прямо-таки слишком сильный загар – такой вы могли бы получить, если бы взяли огромное, в полный человеческий рост, увеличительное стекло и поместили бы его под ультрафиолетовые лучи.

Дженна не могла даже начать гадать, откуда он родом или что он хотел с ней сделать. Она подумала, что он хочет убить ее, когда он ворвался в ее дом. Честно говоря, ей было бы все равно, если бы он так и поступил. Она находилась на полпути к этому и по собственной инициативе. Она устала от жизни без людей, о которых она больше всего заботилась. Она была сыта по горло чувством чертовской бесполезности и одиночества.

Но нарушитель – существо, каким он и был – не ворвался с намерением убить ее. По крайней мере, не сразу, это она могла сказать точно.

Однако, он совершил нечто столь же отвратительное.

Он укусил ее за шею, и к ее шоку и неверию, он питался ее кровью, как монстр.

Как вампир.

Невозможно, она знала это. Ее логика хотела отвергнуть эту идею, ужасно хотела отвергнуть то, чему ее глаза прямо сейчас были свидетелями, когда она смотрела на сумасшедшую идею во плоти.