Оттенки русского. Очерки отечественного кино

А с актерами? Мы узнаем только Алексея Розина, все остальные — новые лица. Не то что в «Левиафане».

Мне всегда казалось это правильным — найти людей неведомых. Меня удивляет, почему мы так инертны, почему снимаем только звезд, почему их тиражируем из фильма в фильм. Почему никто не даст себе труда поставить на темную лошадку? Вот, например, Сергей Бадичкин, который играет сослуживца нашего главного героя; я надеюсь, что его творческая жизнь как-то изменится теперь. Он не снимается в кино, а между тем у него невероятный комический дар, он даже сам о нем не все знает. Кстати, он мой однокурсник, мы учились в ГИТИСе на актерском.

Мне казалось, огромный трехминутный диалог, написанный Олегом, лишний, он почти повторяет то, о чем уже в следующей сцене Женя расскажет своей коллеге по салону красоты, и я его без сожаления удалил из сценария. Оставил только короткий фрагмент, как два сослуживца садятся за обеденный стол, долго едят, и потом Борис спрашивает: «Как думаешь, конец света будет?» А тот ему: «Обязательно!» Вся его роль сводилась к этой короткой сцене. Но когда актеры приходили пробоваться на роль сослуживца, надо же было как-то их испытать, вот я им и отдавал этот длинный диалог. И вот однажды пришел Бадичкин и сыграл эту сцену так, что стало жаль ее потерять. Только благодаря тому, как он сделал ее на пробах, сцена вернулась в фильм.

У твоих фильмов потрясающее свойство — лакуны, умолчания, дыры, которые ты намеренно оставляешь. Кто-то оценивает это как твой недостаток, мне это кажется достоинством. В «Нелюбви» герои обсуждают босса по кличке Борода — думаешь, сейчас он выйдет, уволит персонажа или повысит его, будет эдаким дьяволом или Господом Богом. А его просто нет. Или другой момент: мы видим листовку с пропавшим ребенком, и какой-то человек уходит в темноту. Думаем, сейчас за ним камера пойдет, и обнаружится, что он, например, пропавшего мальчика держит прикованным к батарее… А этот некто уходит, и нет его больше. Это из сценария? Или нет?

Нет, конкретно этот персонаж родился на площадке. Это артист массовых сцен. В сценарии всего не опишешь. Да и нет в этом нужды. Мы давно с Олегом выработали такой язык: в литературном сценарии зафиксированы только самые общие положения и диалоги. И это только из экономии творческого времени. Олег прекрасно знает, что мне не нужно иметь дело с подробным сценарием, описывающим все до таких деталей, когда из текста можно узнать, с каким лицом один персонаж посмотрел на другого. Кроме того, некоторые вещи рождаются уже в режиссерском сценарии за столом или на площадке. Борода… в какой-то момент я даже хотел показать этого человека. Сослуживец заходил к начальнику в кабинет, приносил какой-то доклад. Делал крестное знамение в красный угол в кабинете начальника и садился за стол с раболепным видом. Я думал коротко продемонстрировать этого персонажа, эти его «бриони» с бородой лопатой. Ближе к съемкам отказался от этого эпизода. Он был лишним.

Почему и зачем эти лакуны, мне кажется, понятно. Они нужны как часть жизни, как модель мира. (Показывает в окно.) Вот вышли два человека, и, кажется, один из них босс, другой — его охранник, вот они сели в «мерседес» и тронулись. Они уехали, точка. А мы остались одни и сочиняем историю про них: кто они, как тут очутились, что делали, куда направились… Это просто сколы реальности, сколы жизни. Многие вещи ускользают от нас. Причинно-следственные связи не всегда дают нам возможность распутать их до конца, так ведь? Мы знаем только начало, но не видим конца. Или видим финал, но не знаем начала. Многое в жизни происходит именно так. Лакунами во времени — для раздумий и собственных интерпретаций — и пищей для наших мыслей или догадок становятся вот такие впечатления, которые будто бы не завершены.

Но в завершенном продукте мы видим стопроцентную режиссерскую уверенность монтажа — с чего начинается каждый план, чем заканчивается. Как рождается эта внутренняя уверенность — механизм, совершенно загадочный для зрителя.