Само понятие «волонтер» принципиально важно в идейной структуре картины. Волонтер — тот, кто действует по собственной воле, по своему желанию и выбору. Свобода воли — то, чего, по сути, лишены Борис, Женя, Алеша, мать Жени. Борис вынужден скрывать свой развод от сослуживцев. Женя примеряет новую внешность как маску, для свежего партнера. Так же меняет интонацию в момент разговора с Борисом его Маша. Параноидальная мать Жени выгоняет дочь из дома как бы под давлением обстоятельств, пусть и вымышленных. Алеша, узнав о своей нежеланности, бросает дом: это выбор, но тоже вынужденный. Бескорыстие волонтеров размыкает круг обязательств, отменяет противопоставление «своих» и «чужих». Соучастие здесь равняется сочувствию, действие не требует психологической мотивации, и режиссер с облегчением от него отказывается.
Среди волонтеров «Лизы Алерт» — люди любых возрастов, профессий и социальных обликов. Выходя на поиск, они переодеваются в униформу и перестают отличаться друг от друга. Это подлинное равенство и братство, в которых — ключ к внутренней свободе. Выход за пределы зоны безразличия, в которой так невыносимо было оказаться разлюбившим друг друга Борису и Жене и которая вытолкнула из дома Алешу. Наконец, самоуничижительная самоидентификация с героями или яростный отказ узнавать себя в них теряют смысл. «Это не мы, не мы, не мы»… Будем не мы, если сможем пренебречь своим уникальным «я», обратившись к Другому. Ненатужный, непроговоренный, но ощутимый пафос «Нелюбви» наверняка и привлек к продюсированию фильма главных гуманистов современного кино, братьев Дарденн. Ведь поиск Алеши — это сколь бессмысленное, столь необходимое утопическое действие, под стать Диогеновым блужданиям по базарной площади днем с огнем. Человек пропал и не будет найден, потому что отыскать его возможно только в самом себе, больше нигде.
«Человек свободный на наших глазах превратился в человека потерянного»
Поздравляю с призом жюри в Каннах. Ты рад ему или расстроен, что этот приз не главный? Известно, что все русские режиссеры — максималисты.
Спасибо, Антон. Кажется, со мной это случилось: похоже, я настоящий русский режиссер.
Тогда к фильму. Расскажи, сначала пришло название-формула «Нелюбовь» — или сюжет и идея в деталях? Как родился этот заголовок?
Сначала была сама история. Сперва Олег Негин написал три странички текста, содержащих в себе будущий сюжет картины. На основе этих страниц, еще безымянных, Александр Роднянский запустил проект. Мы отыскали офис и засели в застольный период. Еще не имея в руках сценария, мы с оператором и художником искали образы будущего фильма. Социальный статус наших героев был нам понятен, и потому художник, Андрей Понкратов, стал уже разрабатывать эскизы декораций. Мы вышли на активные поиски натуры. А в это время Олег писал сценарий. Когда я получил его в руки, он уже назывался «Нелюбовь».
Меня, признаюсь, сначала смутило это название. Я решил считать его для себя рабочим и позже искать другое: например, у меня недавно возник в голове один возможный вариант — «Поле битвы». Как всегда, я надеялся, что, когда будет рожден фильм, я почувствую, как его следует назвать. Так было с «Изгнанием», например, или с «Возвращением»: я увидел готовый фильм, вспомнил короткое эссе Борхеса «Четыре цикла» и тут же понял, что никакой это не «Отец», как было написано на хлопушке, а именно «Возвращение». Но тут не произошло ничего похожего. Я, скажем так, свыкся с этим названием, не нашел лучшего. Точнее — открыл для себя глубину предложенного Олегом. А когда недавно натолкнулся на текст о двух противоположных теологических ветвях познания божественного, на указание различия между апофатическим и катафатическим богословием, сомнения мои отступили.
«При чем тут богословские науки?» — можно справедливо возразить. Да почти ни при чем. Однако если знать, что апофатика строится на отрицании, на отбрасывании одного за другим тех понятий и качеств, которые не есть Бог, то тут можно отыскать параллели. Нелюбовь — как прямое указание на тяжкое духовное состояние, и неважно, общества или индивида, — это совершенно ясное и достоверное именование того положения дел в духовной среде или в окружающей нас атмосфере, в которой обретаются наши персонажи. Так я привык к этому названию и даже полюбил его, потому что оно безупречно точно, с хирургической ясностью указывает на адрес главной проблемы, которую рассматривает наш фильм: