Оттенки русского. Очерки отечественного кино

Уйти из Союза, как вы сами давно хотели?

Я не мог уйти так, как мне предлагалось! Оболганным, обвиненным в воровстве? Проще застрелиться.

А теперь, когда оправдались, нет желания уйти?

Огромное! Когда я буду уверен, что старики-ветераны в тепле, тут же уйду. Я боюсь людей, для которых власть — это мечта. Власть можно давать тем, для кого она — крест. Для меня она — крест, что бы обо мне ни говорили. Мечта руководить режиссерами, руководить Рязановым — как это вообще возможно? Но Союз кинематографистов остается единственной силой, которая может помогать старикам, — и это божеская ответственность. Вообще Союз должен быть богатым, чтобы превратиться в творческую лабораторию… А пока он — собес, который нужен только для того, чтобы люди не умирали пачками.

Если бы вы руководили творческой лабораторией, не стали бы отсеивать тех, кто снимает кино, вам не близкое?

Мне интересны и близки многие. Из молодежи — и Валерия Гай Германика, и Алексей Попогребский, и Борис Хлебников, и Кирилл Серебренников — очень талантливые люди, замечательно одаренные. Из тех, кто постарше, — Хотиненко, Учитель, Лунгин, Балабанов. Почему я буду кого-то отсеивать? Есть люди, которые меня демонизируют. А кто-нибудь из них может сказать, что я конкретно им сделал что-нибудь плохое? За что? Откуда возникает языческий ужас перед Михалковым? Я кого-то обокрал, не пустил, закрыл?

Напоследок — о том, что сейчас так волнует общественность. Почему на плакате вашего фильма, который еще никто не видел, написано, что он «великий»?

Я делаю картины, а другие люди их продают. Дистрибьюторы должны заработать на моем фильме и делают это так, как считают правильным. Меня даже не спрашивают. Я бы представлял узко медицинский интерес, если бы сидел и придумывал, как бы назвать свой фильм «великим». Это коммерция, это не я.

Ведомости. Пятница, 2010

Небесная канцелярия «Ангелы революции» Алексея Федорченко

Лучше всего об этом фильме ничего заранее не знать, чтобы удивиться сильнее, — хотя удивление будет разным. Мне довелось смотреть «Ангелов революции» Алексея Федорченко в шведском Гётеборге, на главном скандинавском кинофестивале, где привыкшие к своеобразию даже самых диких экзотических кинематографий северяне с оторопью и уважением всматривались в этнические безумства таинственной для них России (впрочем, смеялись тоже). Нашему же зрителю эта картина покажется экзотикой ничуть не меньше, но уже не национальной, а исторически-культурной. Нахальной, на грани фола, спекуляцией на романтически-революционные темы, где в постмодернистском хороводе закружатся Бабель и Пильняк, Платонов и Ремизов, Малевич и Филонов, Термен и Мосолов, а еще Митта, Панфилов, Михалков и другие послевоенные певцы красного террора. Хотя, отдав должное бэкграунду «Ангелов революции», первым в ряду имен следует назвать Дениса Осокина — нашего современника, недюжинно одаренного и все еще молодого писателя, чья самобытная проза уже стала основой для двух предыдущих нашумевших картин Федорченко, «Овсянок» и «Небесных жен луговых мари».

Тандем, безусловно, счастливый, практически в одиночку представляющий на мировой сцене современный провинциальный кинематограф России: Осокин из Казани, Федорченко работает в Екатеринбурге. Впрочем, дебютировал режиссер когда-то сам по себе, уже в «Первых на Луне» показав вкус к советским утопиям и фантасмагориям. То мокьюментари о тайной программе освоения космоса Сталиным получило странным образом приз в Венеции как лучшая документальная картина; нетрудно предположить, что нынешние зрители так же безоговорочно примут на веру историю коммунистического просвещения народов Дальнего Севера, рассказанную в «Ангелах революции». И не так уж ошибутся. Миссионеры из Москвы действительно засылались в тундру, на край загадочной цивилизации, где орудовали пером и мечом — пролили немало крови, в том числе и собственной. Но киносеанс, по ходу которого отснятый на заповедном острове фильм проецируется на облака белого дыма над костром, или постройка воздушного шара из звериных шкур, над которым красуется надпись «Наркомнебо», конечно, принадлежат уже к области чистой поэзии.