Оттенки серого

– Слабо затянутый полувиндзорский узел – первый симптом хронической неряшливости, – заявила она покровительственным тоном, которым желтые разговаривают с нарушителями правил, – а игнорирование проступка оставит впечатление, будто недолжный внешний вид вполне допустим. За этим последуют плохо начищенные ботинки, примитивный язык, фатовство и грубое поведение. Вирус дисгармонии незаметно поразит все, что нам близко и дорого.

И после фразы «вы позорите свой цвет» она повела Трэвиса в город.

– Кто эта желтая? – спросил отец.

– Госпожа Банти Горчичная, – ответил Стаффорд, подхватывая нашу поклажу, – присяжная осведомительница и верная сторонница Салли Гуммигут[12], желтой префектши. Мерзкое создание, на нее ни в чем нельзя положиться. И при этом лучше всех остальных желтых во власти. Представьте, каковы остальные.

– Наименее кусачая из пираний?

– Точно. Что до пираний, остерегайтесь сына госпожи Гуммигут. С ним лучше всего…

– Лучше всего что?

– Лучше всего вообще не пересекаться. Они с Банти помолвлены. Кортленду стоит только попросить ее руки.

Носильщик уложил наши чемоданы в багажную корзинку своего велотакси. Мы втроем разместились впереди, и Стаффорд повез нас на приличной скорости по гладкой перпетулитовой дороге, мимо фабрики, внутри которой что-то звенело и лязгало. В воздухе стоял терпкий запах, словно что-то жарили на масле.

– Каждый квадратный ярд линолеума, но которому вы ходили, произведен здесь, – с гордостью пояснил Стаффорд. – В два ноля четыреста двадцать седьмом году в Восточном Кармине проходила ярмарка увеселений. Главным экспонатом на ней был Дом линолеума, построенный целиком из этого материала. По случаю ярмарки придумали даже новый пищевой продукт: бисквитолеум. С тех пор это наш местный деликатес.

– И как, ничего?

– На вкус не очень, зато по долговечности – вне конкуренции. У нас есть и Музей линолеума. Хотите заглянуть на минутку? Я вожу по нему экскурсии.

– Попозже.

– Все так говорят, – приуныл носильщик. – Можно я ослаблю галстук? Очень жарко.

Отец разрешил, и мы покатили дальше в бодром темпе. Через несколько минут показался мост с выцветшей табличкой перед ним: «Добро пожаловать в Восточный Кармин». На мосту стояла девушка с длинными черными волосами. Она держала маятник над ладонью второй руки, а рядом, на парапете, лежал раскрытый блокнот. Девушка метнула на нас странный взгляд.

– Люси Охристая, – сказал носильщик, когда мы поравнялись с ней. – Дочь господина Охристого. Большая оригиналка.

– Зачем ей маятник?

– Она ищет «гармонические линии» – музыкальную энергию, которая пронизывает Коллектив. Так она говорит.

– Что думают префекты?

– Что она девушка со странностями, – пожал плечами Стаффорд. – Но нарушения правил здесь нет, если вы тратите только личное время и не пытаетесь склонить к этому других.

Отец оглянулся, но девушка уже была поглощена своим маятником. Такси преодолело подъем, и показался город: низенькие домики со множеством окон и белеными стенами. Над крышами виднелись гелиостаты, дымовые трубы и водогреи. Перед городом располагались поросшие травой невысокие холмы, испещренные остатками прошлого: кирпичные здания, бетонные плиты, причудливые, насквозь ржавые железные конструкции. Хотя Восточный Кармин и располагался во Внешних пределах, когда-то он был крупным поселением. У нас в Нефрите насчитывалось от силы пять улиц с заброшенными постройками, а здесь они простирались почти на полумилю в каждом направлении.

– Восточный Кармин сейчас – лишь тень себя прежнего, – заметил Стаффорд. – Дефактирование здесь было не слишком суровым, и можно порой найти артефакты почти в идеальном состоянии. В свободное время я реставрирую старинное офисное оборудование. У меня уже шесть работающих степлеров и один ротатор фирмы «Гештетнер». Я проделываю дырки по выгодной цене, а мой рецепт для черных чернил известен во всем секторе.

Былые очертания улиц легко различались с перекрестков заросших травой дорог, где стояли дырявые почтовые ящики и фонари. Деревьев и кустов было мало – эти районы традиционно отводились под пастбища и места проживания для людей прошлого, которые пожелали бы вернуться. Предполагалось, что дома просто будут стоять пустыми. Но время и небрежение делали свое дело – понемногу от всего оставались лишь холмы и неумолимое правило, гласившее, что именно так и должно быть. Никто всерьез не думал, что некогда многочисленные люди прошлого вернутся, но правила есть правила.

– Как вам наш громоуловитель? – спросил Стаффорд, показывая на сооружение, венчавшее зенитную башню.

– Впечатляет, – пробормотал я.

– Префекты, и особенно госпожа Гуммигут, крайне озабочены опасностью от молний. Его возвели на самую длинную ночь, и молния уже ударяла в него раз сто.