Оттенки страсти

– Я хочу домой! – объявила она, поднимаясь со своего места и не вдаваясь в дальнейшие объяснения. Едва ли она прислушивалась к стенаниям убитого неудачей Раймонда, едва ли до ее слуха долетали его мольбы и страстные призывы. Бросив последний взгляд на Питера, Мона удалилась из театра с высоко поднятой головой. Она была безутешна.

Глава 23

Да, но какой предлог найти для встречи с Питером? Неделя шла за неделей, а подходящего повода встретиться с мужем так и не подвернулось. Мона прокручивала в голове десятки вариантов, но все они по зрелом размышлении отбраковывались либо из-за их фантастичности, либо по причине невыполнимости. Дни тянулись для Моны с неуловимой бесплотностью, словно гигантские тени, а бессонные ночи и вовсе казались вечностью. Она металась в постели в мучительных раздумьях, а когда, наконец, засыпала, ее все время мучили кошмары.

Аннет озабоченно вздыхала, видя, как ее любимица тает буквально на глазах. Вслух, правда, она не решалась заводить об этом разговор, но всякий раз, ушивая и обуживая очередной туалет Моны, чтобы подогнать его по фигурке, мысленно призывала на голову Алека все мыслимые проклятия за то, что он сотворил с ее хозяйкой.

Прошло унылое Рождество. Лишь прислуга на своей половине отметила праздник с подобающим весельем. Наступил такой же безрадостный Новый год. Как хорошо, когда есть дети, томилась Мона, бесцельно слоняясь по пустынному дому или наблюдая в окно за зимними забавами детворы, весело играющей на улице в снежки и кувыркающейся в сугробах. Но даже в материнской радости ей отказано, одиночество и тоска – вот ее удел. Будущее рисовалось Моне исключительно в черных красках.

Светские знакомые понемногу возвращались в город после рождественских каникул, проведенных на лоне природы. В обществе преобладало чемоданное настроение – многие намеревались уже в ближайшие дни отбыть на юг Франции. Те, кто оставался дома, с головой окунулись в веселье, торопясь наверстать упущенное за две недели откровенной скуки в деревне. Мона снова втянулась в привычную светскую круговерть: встречи, необязательные и по большей части обременительные визиты, бесконечная череда приемов. Но суета помогала ей хоть немного отвлечься от невеселых мыслей. Она изо всех сил притворялась беззаботной, ничего не помнящей Моной, вот только тот, на кого была рассчитана эта новая для нее маска, не видел ее и не мог по достоинству оценить затраченные усилия.

Сэлли вернулась из Лестершира, где гостила у каких-то приятелей, и сразу же забежала проведать подругу, принеся ощущение радости и беззаботной молодости в унылую атмосферу дома. Так приятно было смотреть на ее разрумянившееся от мороза личико, слушать ее заразительно веселый смех, заставлявший Мону, несмотря на дурное настроение, то и дело смеяться. Сэлли непринужденно уселась в низкое кресло, элегантно забросив ногу на ногу, обтянутую шелковым чулком. При этом узкая юбка опасно задралась, явив взору значительную часть ее красивых ног.

– Не возражаешь, если я закурю, дорогая? – с ходу поинтересовалась она. – И, пожалуйста, ни слова об охоте! Как только кто-нибудь при мне начинает разговор об охоте, я буквально зверею! Сама понимаешь, целых три недели с утра и до ночи меня пичкали подобными разговорами. За завтраком – перспективы предстоящей охоты, ланч – два убогих бутерброда, плюс непосредственное наблюдение за этой охотой на пленэре, на ужин – детальное обсуждение эпизодов прошедшей охоты. И, под занавес, гости расходятся по своим спальням, пожелав друг другу успешной охоты на завтра. Ужас!

– Бедняжка! – рассмеялась Мона. – И что – ни одной любовной интрижки за все три недели?

– Одна! И именно с таким вот помешанным на охоте! Когда он не гонялся за дичью, он пил. На мою долю оставались лишь краткие интервалы между охотой и выпивкой. Нет уж! Пункт о запрете на участие в охоте будет обязательным условием в моем брачном контракте.

– Хорошо! Но это в отдаленном будущем! – улыбнулась Мона. – А каковы твои планы на ближайшее время?

– Если ты имеешь в виду сегодняшний вечер, то мы идем на прием в посольство. Учти, твое присутствие обязательно! Мы должны быть там в половине девятого. А по домам разъедемся с рассветом, не раньше! В восемь двадцать пять я за тобой заеду. Изволь быть при параде! – Сэлли легко вскочила с кресла и, не слушая возражений подруги, исчезла так же стремительно, как и появилась полчаса назад.

«Так и быть, схожу на этот прием, – размышляла Мона, лежа в ванне. – От меня не убудет, зато хоть время убью». Она бесцельно разглядывала отделанный зеленым мрамором интерьер ванной комнаты и вдруг вспомнила, как однажды во время медового месяца Питер на руках отнес ее в ванную и, несмотря на ее бурный протест, бросил в воду, разбрызгав вокруг лужицы воды. И лишь смеялся, когда она принялась ругать его за то, что он намочил ей волосы.