Оттенки

— Я давайт свой честный слово, что буду штудировать это дело и потом вас опять созывайт, — сказал барон.

— А сдержит ли господин барон свое слово? — спросил кто-то.

— Ты есть один бессовестный негодяй! Как может господин барон нарушайт свой слово! — поспешно вмешался молодой барин.

Опять несколько старых, заскорузлых рук потянулось к шапкам; старики, обнажив головы, принялись, как того желал молодой барин, благодарить милостивого господина барона. А мужики помоложе, не имевшие ни арендованной усадьбы, ни жены, ни детей, смеясь и посвистывая, пошли прочь от крыльца. Все вернулись на работу. Теперь они могли быть спокойны — ведь господин барон дал им честное слово.

VII

В тот день, когда мужики ходили на мызу, метсанургаского Кустаса и лийвамяэской Анны не было дома: они поехали в город покупать свадебные наряды. Кустас был счастлив, как только может быть счастлив человек, и не замечал возбуждения, охватившего мызных мужиков. Все свободные минуты проводил он у своей желанной невесты.

Анна уже давно сказала Кустасу «да», поэтому, казалось бы, ничто не должно было омрачать его настроения. И все же молчаливость, грусть и сдержанность Анны порой были ему непонятны — она ведь всегда была такой живой, непоседливой. Не раз пытался Кустас узнать, в чем причина такого настроения Анны, но в ответ слышал лишь пустые отговорки, уклончивые ответы и видел грустную улыбку, которая так нравилась Кустасу, хотя и вызывала щемящую боль в его сердце. При каждом удобном случае Анна давала ему понять, как ей хорошо с ним, как она ждет его прихода, и это возвращало Кустасу спокойствие и радость, он снова начинал мечтать о том, как они наконец заживут вместе.

В душе Анны не затихала борьба, девушка продолжала мучиться, испытывая нестерпимый страх перед будущим. Она послушалась матери и согласилась выйти за Кустаса, не сказав ему ни слова о своем положении. И этот свой поступок она считала величайшей несправедливостью по отношению к Кустасу. Сколько раз упрекала она себя за то, что в первую же минуту не призналась ему во всем; может быть, Кустас и простил бы ее. Теперь он пережил много светлых минут, но в основе его счастья лежал обман. Малейший проблеск правды может разрушить это счастье, и Кустас с презрением отвернется от Анны.

Так думала девушка. И чем дальше, тем ужаснее и непростительнее казалась ей ее вина. Бывали минуты, когда она презирала себя, называла подлой. По мере того как бремя вины возрастало, у девушки все меньше оставалось решимости открыться Кустасу. Порой она думала сделать это через Ханса, но тут же вспоминала те обидные слова, которые он при всяком удобном случае говорил о верующих, и это лишало ее остатков смелости.

Мучило Анну и то, что Кустас совсем не так спешил со свадьбой, как предполагала Лиза. Медлительный характер Кустаса сказывался и в этом важном деле. Хоть бы он поторопился! Хоть бы готовился к женитьбе не так серьезно и обстоятельно! Ах, как это мучило Лизу! С тайным страхом разглядывала она каждый день свою дочь — ведь не за горами то время, когда любая из деревенских баб, увидев Анну, тотчас догадается о ее положении. Именно баб опасалась Лиза, не мужиков. Она знала, с каким удовольствием, с каким злорадством женщины растрезвонят об этом на всю волость, она прекрасно знала это, потому что сама не раз судачила о чужих дочерях. Тогда ей говорили: «Погоди, погоди, пусть твоя дочка подрастет, тогда посмотрим, из какого она теста сделана». Но Лизу эта угроза не пугала, она знала, что воспитывает свою дочь в строгости, следит за ней. А теперь выходит, что вся осторожность и житейская мудрость Лизы были ни к чему: бог покарал ее через благочестивого человека, который и сам уже имеет детей. У Лизы темнело в глазах при мысли о том, что будет, когда в один прекрасный день в деревне начнут судачить — и с кем это лийвамяэская Анна успела согрешить. А что будет, когда все станут повторять имя учителя — сперва потихоньку, а потом и вслух! О, сколько будет насмешек и издевательств, сколько будет оскорблений и злорадства! Ведь люди злы, они глумятся и издеваются даже над любовью!

Учитель в последнее время редко заходил в Лийвамяэ, а Лиза стала реже бывать на молениях. Она охладела к молениям с тех пор, как поговорила с учителем о том, что не давало ей покоя ни днем ни ночью. Учитель прикрылся священным писанием, спрятался за библейскими изречениями. Упреки Лизы были ему, казалось, как с гуся вода.

— И на что тебе сдалось это дитя! — воскликнула Лиза в припадке отчаяния и гнева. — Ведь у тебя жена дома!

— Наиболее тяжко господь карает нас любовью, — отвечал учитель.

— Да какая же это любовь — девушек с пути сбивать!

— Любовь не знает границ, поэтому кровь невинного агнца очищает нас от всякой скверны.

Лиза не выдержала; слезы ее высохли, в сердце запылала жгучая злоба, она разразилась ругательствами. Они могли бы показаться смешными, если бы не были вызваны отчаянием несчастной матери.