Я переворачиваюсь на бок и сворачиваюсь калачиком. В памяти вспыхивают дуры одноклассницы, которые вечно ныли из-за того, что их парень бросил. Тупицы. Как бы я хотела, чтобы меня бросили. Я прижимаю ладони к лицу и со всей силы жмурюсь. Так, что начинает болеть голова.
Когда меня вновь накрывает волна осознания, виски начинают пульсировать. Его нет. Его больше никогда не будет рядом.
Я злюсь на отца, который принёс эти новости.
– Милая. Нам нужно поговорить, – почти шепчет папа.
Я сразу напрягаюсь, потому что забыла, когда он был так ласков со мной.
Сердце ёкает, будто что-то чувствует.
– Юна…У меня есть ужасная новость…Я даже не знаю, как тебе сказать…
Никак…Никак не нужно было говорить. Лучше я буду искать его до конца дней, считая себя брошенной. Или затаю обиду и буду проклинать Хрисана. Но это было бы бессмысленно. Потому что на следующий же день из каждого утюга гремела страшная новость о сгоревшей в пожаре семье.
И когда он произносит ужасные слова, я даже не отвечаю. Будто не верю. Просто выбегаю из квартиры, даже не надев куртку. Мчусь к его дому, не обращая внимания на прохожих и транспорт. По дороге не думаю ни о чём, кроме того, что это ложь.
Но когда стою у сгоревшего дотла деревянного дома, который оцепили, кажется, все полицейские города, хочу просто войти в это пепелище и рассыпаться в прах.
Не помню, как я очутилась на нашей проклятой опушке. И злюсь на себя, что духу хватило сюда прийти.
Я снова поворачиваюсь на спину и проклинаю каждого, кто выразил мне сочувствие. Горите все в аду. Это вы должны были сдохнуть, а он остаться со мной.
Ненависть чувствую не только к сочувствующим. Под раздачу попадают булочки с корицей. И эти глаза, которые из-за яркого цвета, казалось, светились. Любовь тоже пусть катится к чёрту. И вообще все чувства на свете. Пусть кто-нибудь вместо сожалений предложит вырвать мне сердце, чтобы боль прекратилась. Потому что я не могу это вынести.
С неба, наконец, начинает сыпать снег. Снежинки опускаются мне на ресницы, губы и щёки. А из глаз вновь выступают слёзы.
Из леса слышится какой-то шорох, но подниматься и смотреть сил нет. Если сюда каким-то чудом забрели дикие звери, я готова быть съеденной.
От воспоминаний сердце сжалось. Наверное, я не заслужила такой сложной судьбы. Либерган по-прежнему лежал в кармане и будто бы посылал импульсы прямо в мозг, настойчиво прося воспользоваться им по назначению.
Но я не самоубийца. Перед глазами вспыхнул ещё один образ, который помнился смутно. Она стояла в нескольких метрах от меня, грустно улыбалась и глядела бездонно-синими глазами.
– Мама…
Она откинула русую косу за спину, отвернулась и зашагала в пустоту. Мне хотелось кинуться следом, просить её остаться или взять меня с собой. Но всё, на что я была способна, это отключиться в проклятом лесу.
* * *