Однако совсем уж худо было с Витиной мамой Марией Григорьевной. Она была ученицей профессора Этингера, фамилия которого фигурировала в только что опубликованном «Правдой» списке «врачей-убийц». Впрочем, и Абрам Евгеньевич многих из этого списка знал не понаслышке, со многими общался. Витя, каждый день, рассказывая о новых арестах, всё время, повторял одну и ту же зловещую фразу: «Круг сужается».
Правда, по поводу его отца существовала ещё одна надежда. В принципе, надежда очень слабая. Но, тем не менее.
После защиты докторской, для получения звания профессора, он по тогдашним правилам должен был возглавить на определённый срок какую-нибудь кафедру в любом медицинском вузе страны. Такая кафедра нашлась, в частности, в Красноярске. Он туда переехал, временами совершая наезды по основному своему месту жительства в Москве.
К тому же, красноярская элита, в том числе и партийная, быстро сообразила, какого уникального медицинского специалиста получила, дружно пользовала его как врача и даже наградила каким-то орденом.
После его вручения в обкоме Абрам Евгеньевич отправился, как обычно, на кафедру. И тут заметил, что окружающие как-то странно на него поглядывают. Он ничего не мог понять, пока не увидел, что на лацкане его парадного пиджака остался висеть орден, который он совершенно забыл снять. Покраснев до корней волос, Абрам Евгеньевич почувствовал страшную неловкость и, обсуждая с членами своей кафедры текущие дела, в смущении старался хоть как-то прикрыть рукой полученную награду…
Впоследствии, размышляя с моим другом-одноклассником о событиях тех лет, мы склонились к мысли, что всё же отдалённость Красноярска от Москвы с её напором несусветных событий, благосклонное отношение местного руководства, орден – всё это уберегло Витиного отца от приближающейся трагедии. Но непосредственно в те роковые дни ни о чём подобном даже подумать не было никакой возможности.
Между тем, круг, сужаясь, вплотную приблизился к Витиной маме. Спасти её ничего не могло. Разве, что-нибудь уж сверхъестественное. Однако ничего подобного не предвиделось. При этом мы вовсе и не догадывались, что нечто невероятное, несущее счастливую надежду, находилось совсем рядом. Спешило навстречу к нам. К народу страны.
…Девятого марта вождя отправляли в последний путь. А накануне, 8-го марта, мы, несколько одноклассников, пошли в гости к нашей молодой учительнице, в которую были единодушно влюблены, – поздравить с Женским днём. Купили высокий торт с шоколадным зайцем на верхушке. Хотя этому, между прочим, предшествовали горячие дебаты: удобно ли в такие траурные дни? В конце концов, решили – удобно. Женский день есть Женский день. Как же не поздравить любимую женщину!
Наш визит в крохотную комнатку недалеко от Гоголевского бульвара, где обитала учительница, внезапно нарушил её муж. Он вообще всегда появлялся внезапно. Часто в меховых унтах, лётном шлеме – откуда-то прилетал, куда-то улетал. Лишь позже выяснилось, что он участвует в ещё никому тогда не ведомых первых космических запусках, под началом ещё тогда никому неизвестного Королёва. Если прежде он заставал у себя дома нашу компанию, то обычно под тем или иным предлогом деликатно куда-нибудь исчезал.
Но в этот раз, узнав причину сбора, мрачно нахмурившись, без обиняков сказал: «Нашли время!» Мы сочли за благо тут же ретироваться. А он впоследствии, особенно после ставших всеобщим достоянием разоблачений «культа личности», не раз казнил себя за то, что сморозил тогда этакую глупость.
На следующий день, день похорон, мы примерно в том же составе и опять же во главе с нашей учительницей пытались попасть в Дом Союзов, Дом «Скорби и Прощания». Выстояли огромную очередь, начинавшуюся где-то у одного из Московских бульваров. Если память меня не подводит – где-то у Рождественского бульвара. Всё свободное от очереди пешеходное пространство вдоль бульварной решётки на склоне скользящего вниз пригорка было усеяно немыслимым количеством потерянных калош.
А без того узкая улица, ведущая от Бульварного кольца к Дому Союзов, была поперёк перегорожена танком. И в эту-то горловину мы старались втиснуться.
Но – безуспешно.
Ибо того же хотела несметная толпа, которая в каком-то бешеном азарте и безумии топтала друг друга. В нас тоже взыграл азарт. Но безумная толпа не позволила ему проявиться, отбросив нас в сторону. Может быть, и к счастью! Трудно сказать, где бы мы были сегодня, если бы этого не случилось…
А где-то вскоре после сталинских похорон Абрам Евгеньевич в очередной раз приехал в Москву. И тут самое время сказать, что его дочь Лора и, соответственно старшая сестра Вити, после школы училась в медицинском институте. В дальнейшем стала крупнейшем рентгенологом, доктором наук (ныне живёт в США).
В институте она подружилась со своей однокурсницей Витой Гельштейн. Родная сестра Виты (юная Майя) была замужем за знаменитым актёром театра и кино Михаилом Ивановичем Жаровым.