Читаем Оттепель. Новый этап в отечественном кино. Творчество Марлена Хуциева полностью

В принципе, ничего удивительного в этом не было. Арбат был «правительственной трассой», по которой днём, не взирая на светофоры, запретительные знаки и ограничительные полосы, пролетала какая-нибудь машина. Всё движение замирало, ожидая, когда она освободит дорогу. В это же время напружинивались «топтуны», стоявшие по всей улице на примерно равном расстоянии друг от друга. Все они были одеты в одинаковые пальто и имели одинаково стёртые выражения лиц. В остальное время, когда не было «правительственных проездов», они исподлобья наблюдали за порядком и, если иной пьянчужка начинал слишком дебоширить, они в какой-нибудь подворотне стремительно приводили его в чувство.

Но обычно все «верховные» лимузины пролетали по Арбату днём. И не очень часто. А тут – то ли в слишком уже поздний час, то ли в слишком ещё ранний. Да к тому же в таком количестве!

Отец, привыкший ко всяческим метаморфозам, задумчиво произнёс: «Это неспроста. Что-то случилось!».

И действительно, «что-то случилось».

Мы только заснули, ещё не увидев первый сон, как в дверь мягко постучал квартирный сосед. Это был очень милый, тихий человек. Вместе с женой-парикмахершей и сыном Гришей он недавно поселился в комнате напротив нашей, которую прежде занимал ответственный работник редакции «Правды», получивший квартиру, естественно, на улице «Правды». Наш новый сосед работал в той же «Правде» шофёром. А его «крупногабаритный» и уже достаточно взрослый сын Гриша в детстве перенёс, бедненький, менингит. И был он приветлив, но слабоват на головку. От своего диспансера Гриша где-то трудился, таская всякие грузы, чему способствовала его недюжинная сила, выраженная в крутых бицепсах.

А, кроме того, он с детской истовостью обожал кино. Постоянно ходил в соседний, через два дома от нашего, кинотеатр «Арс». Когда я его спрашивал: «Как фильм?» – он всегда отвечал: «Наши победили». И я в этом нисколько не сомневался. Может его отец был оттого тих и незаметен, что сын был, во всяком случае, внешне, уж слишком заметен.

По ночам сосед отвозил на аэродром во «Внуково» матрицы «Правды», с которых в областных центрах печатались свежие номера главного газетного рупора страны.

И вот, постучав к нам ранним утром, он просунул в приоткрытую дверь только что отпечатанный номер газеты, сказав: «Почитайте!» И добавил: «Берию арестовали». Мы вскочили, сон как рукой сняло. Стало понятно, после чего мчалась по Арбату кавалькада правительственных авто.

И это был следующий, после внезапного освобождения врачей, «отголосок» начинавшихся перемен.

Позже по Москве гуляла то ли байка, то ли реальная история. А, скорее всего, некая смесь того и другого.

Словом, шёл какой-то правительственный приём в Кремле или на Воробьёвых горах. Между прочим, расположившийся на этих горах «посёлок» руководящих партийных деятелей из каменных дач за высоким каменным забором жители насмешливо называли «Заветы Ильича».

Так вот: во время приёма, утверждала досужая молва, Никита Сергеевич, разгорячённый не только лёгким подпитием, а и присутствием каких-то зарубежных гостей, вдруг принялся рассказывать о том, как на заседании Президиума ЦК проходил арест Берия.

Этот его рассказ в пересказе многих звучал примерно так: мне, говорил Никита Сергеевич, было очевидно, что с Лаврентием надо что-то делать. После смерти Сталина власть «органов», самого Берия над страной, над партией, над всеми нами по-прежнему оставалась практически безграничной. Я посоветовался с Молотовым. Он со мной согласился. Потом с Егором Маленковым. Он тут же спросил: «Что думает Молотов?» – «Он согласен». Егор сказал, что тогда тоже согласен. Поговорил ещё с Жуковым. В этом деле очень могла понадобиться помощь армии. Но вообще особо не распространялись. Лишние языки и лишние уши тут ни к чему.

Были найдены в архивах документы, которые свидетельствовали о причастности Берия к кавказским дашнакам и мусаватистам. После них он и вступил в партию большевиков.

Решили так. В конце ближайшего заседания Президиума ЦК, в «разном», я поставлю перед Лаврентием вопрос, как он мог оказаться в компартии после участия в организациях дашнаков и мусаватистов? В это же время Егор немедленно нажмёт на своём столе кнопку. Сразу войдут офицеры Жукова и арестуют Берия, не дав ему опомниться. А перед этим, по приказу того же Жукова, кремлёвскую охрану из МГБ заменит охрана из верных армейских частей.

Заседание шло к концу, пошло «разное». И тогда я сказал, что хочу в «разном» поставить вопрос о Берии.

Он, видимо не ожидал, спрашивает, какой ещё вопрос, в чём дело?

Я, как договорились, задаю ему свой вопрос: «Скажи, Лаврентий, как ты оказался в болыпевицкой партии?».

А надо сказать, что держался он хорошо, без суеты, только пенсне на миг сверкнули. Говорит: «Документы – в архиве. Там всё сказано».

А я в это время так выразительно, со значением посмотрел на Егора: «Мол, твоя очередь!»

Смотрю на него, а Егор…кнопку не жмёт!

Перейти на страницу:

Похожие книги

О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство
Алов и Наумов
Алов и Наумов

Алов и Наумов — две фамилии, стоявшие рядом и звучавшие как одна. Народные артисты СССР, лауреаты Государственной премии СССР, кинорежиссеры Александр Александрович Алов и Владимир Наумович Наумов более тридцати лет работали вместе, сняли десять картин, в числе которых ставшие киноклассикой «Павел Корчагин», «Мир входящему», «Скверный анекдот», «Бег», «Легенда о Тиле», «Тегеран-43», «Берег». Режиссерский союз Алова и Наумова называли нерасторжимым, благословенным, легендарным и, уж само собой, талантливым. До сих пор он восхищает и удивляет. Другого такого союза нет ни в отечественном, ни в мировом кинематографе. Как он возник? Что заставило Алова и Наумова работать вместе? Какие испытания выпали на их долю? Как рождались шедевры?Своими воспоминаниями делятся кинорежиссер Владимир Наумов, писатели Леонид Зорин, Юрий Бондарев, артисты Василий Лановой, Михаил Ульянов, Наталья Белохвостикова, композитор Николай Каретников, операторы Леван Пааташвили, Валентин Железняков и другие. Рассказы выдающихся людей нашей культуры, написанные ярко, увлекательно, вводят читателя в мир большого кино, где талант, труд и магия неразделимы.

Валерий Владимирович Кречет , Леонид Генрихович Зорин , Любовь Александровна Алова , Михаил Александрович Ульянов , Тамара Абрамовна Логинова

Кино / Прочее
Александр Абдулов. Необыкновенное чудо
Александр Абдулов. Необыкновенное чудо

Александр Абдулов – романтик, красавец, любимец миллионов женщин. Его трогательные роли в мелодрамах будоражили сердца. По нему вздыхали поклонницы, им любовались, как шедевром природы. Он остался в памяти благодарных зрителей как чуткий, нежный, влюбчивый юноша, способный, между тем к сильным и смелым поступкам.Его первая жена – первая советская красавица, нежная и милая «Констанция», Ирина Алферова. Звездная пара была едва ли не эталоном человеческой красоты и гармонии. А между тем Абдулов с блеском сыграл и множество драматических ролей, и за кулисами жизнь его была насыщена горькими драмами, разлуками и изменами. Он вынес все и до последнего дня остался верен своему имиджу, остался неподражаемо красивым, овеянным ореолом светлой и немного наивной романтики…

Сергей Александрович Соловьёв

Биографии и Мемуары / Публицистика / Кино / Театр / Прочее / Документальное