Отторжение

В конце концов, каждая женщина имеет в жизни хотя бы нескольких мужчин. И я желаю, чтобы вторым у меня стал Саша Николаев. Чувствую, что именно сегодня я ему отдамся. Сердце ухает в живот, и часто-часто там колотится. Везде бегают мурашки — на веках, на щеках, даже на подошвах.

Я сижу босиком, поставив одну ногу на скамеечку, а вторую опустив на ковёр. Вьющиеся бронзовые волосы сохнут за спиной. Я и мысли не допускаю, что могу Саше не понравиться. На мне — розовый халат — такой же нежный, как мои губы, моя кожа. Странно, что Озирский согласился оставить Сашу тут — до полного выздоровления.

Скорее всего, шеф придумал своему нотариусу новое задание. Саша узнал об этом сегодня утром. С тех пор он отвечает невпопад, смотрит рассеянно, ничего не слышит. Что же Андрей сказал ему? Когда мы следили за бандой на Дружинниковской, Саша вёл себя нормально. А теперь ходит, как в воду опущенный…

Отка выпустила сосок и закатила глазки. После купания и кормления она, как правило, не просыпалась долго. Да, больно уж легко Озирский пошёл нам навстречу. Не стал насмехаться над нашими взаимными чувствами, а ведь мог бы. Похоже, он готов простить наши мелкие шалости — лишь бы добиться какой-то своей цели.

Получается, что шеф платит Саше мною? Или мне — Сашей? Хочется, конечно, узнать, в чём там дело. Но весь день я не решалась, и только сейчас созрела. Помню только, что три дня назад, после задержания бандитов, глаза Андрея горели, как у хищника. Казалось, что он приготовился к прыжку. Так бывало, когда Озирский решался на что-то очень рискованное.

Допустим, для мочилова у него есть Брагин. Тогда что требуется от Саши? Скорее всего, для подготовительной работы. Но кто жертва? Неужели женщина? Андрей уверен в том, что Саше всё равно, за какой юбкой волочиться. Надо будет, не подавая виду шефу, выспросить всё у Саши. А вдруг я смогу чем-то помочь? Конечно, Андрей и разозлиться может, выгнать нас из фирмы. Ведь мы оба — просто балласт на его шее.

Должность нотариуса Озирский ввёл только из-за Саши. Ведь его, одноглазого, с плохо действующей правой рукой, на хорошее место не возьмут. Да ещё голова всё время кружится, то и дело надо отдыхать. Кому такой нужен? А на инвалидность не хочет. Говорит, что на пенсию семью не прокормишь.

Я застегнула халат, уложила Октябрину в коляску. Подошла к двери, щелкнула задвижкой — и тут же попала в Сашины объятия. Он, оказывается, простоял под дверью всё то время, что я кормила, изнемогая от страсти. Он затянул мои губы в свой рот, и его рука скользнула под халат — горячая, влажная, чуть дрожащая.

Саша тяжело задышал, запрокидывая мою голову назад, пытаясь прижаться ко мне всем телом. Но я ахнула, вывернулась и шагнула назад, в комнату. Октябрина в коляске сосала свою ножку — будто ей мало было молока. Она внимательно смотрела на нас. Сашин пестик рвался потолочь семечки в моей ступке, но я решила даром не даваться. Что легко достаётся, то дёшево ценится.

Сейчас Саша созрел до того, чтобы исполнить любое моё желание. Его взор затуманился, и даже живой глаз ничего не видел. Кончик сухого языка метался по пухлым губам, а тонкие пальцы безостановочно теребили то рукав, то ворот моего халата.

— Саша, не сейчас… — шепнула я, боясь, что он воспримет мою игру как отказ. — Ночью приходи, а то дети увидят.

— Ксюшенька, можно?! — Саша чуть не задохнулся от счастья.

— Можно, но с одним условием. — Голос у меня совсем пропал, но Саша как-то разбирал слова. — А сейчас не трогай меня, побереги силу. Я Отку к детям отвезу, чтобы не мешала.

— Ксюшенька, чего ты от меня хочешь?

Саша еле справился с собой и поправил на Отке чепчик. Малышка благодарно гукнула.

— Хочу узнать, какое задание тебе Озирский дал. Вы же вчера говорили с ним, я знаю. Даже ездили куда-то. И с тех пор ходишь, как пришибленный. Это очень опасно, Саша? То, чего Андрей от тебя требует? — Я прикрыла дверь, чтобы Липка с кухни не услышала. — Саша, не бойся. Мне — как в могилу. Шеф не узнает. Сашенька, ну, скажи! А то, получается, мне нет доверия. Как я могу любить тебя?

Саша сел на стул, где я кормила Отку. Он вытянул вперёд раненную ногу и зарылся пальцами в жёсткие завитки своих волос. Тяжело вздохнул, но промолчал. Я начала злиться.

— От меня чего-то ждёшь, а мою просьбу выполнить не хочешь. Или боишься? Говори немедленно, иначе выгоню. Я же перед тобой вся открыта, и ты откройся. Я ведь тоже ваша, из агентства. Не приблудная герла*, верно? Озирский давал тебе новое задание?

— Хотел дать, но я откажусь. Не могу на это пойти. Эту подлость ничем не оправдаешь.

Саша старался отвернуться, увести свой взгляд от моего. Он не знал, правильно поступает, доверяя мне тайну шефа.

— Чего Андрей хочет? — Я не знала, орать на Сашу или вставать перед ним на колени. — Не так много и прошу — просто поделиться со мной. Или не доверяешь?

— Я в тебе целиком уверен, Ксюшенька… — Саша не договорил.

Я заорала, как больная:

— Тогда колись! А то не дам, понял? Нечего секреты от меня держать. Это — измена, понимаешь?!