Отторжение

На Николо-Архангельское кладбище мы выехали в час дня. Вёл джип Роман Брагин. Пассажирами были я, Андрей, Липка и братья. Если бы не отъезд, можно было перенести визит, но сейчас у нас не было выбора. Ночью я улетаю во Владивосток. Там меня встречает «братец» Эдик, который постоянно сопровождает главаря. Между прочим, мы с Косаревым два раза говорили по телефону. В это время я находилась в квартире Дайаны.

Вроде бы, Косарев ничего не заподозрил. Голоса у нас с его сестрой тоже одинаковые. Да Эдик никогда с Дайаной и не общался — разве что в детстве. Гай гарантирует, что с его стороны проколов нет. Но Ковьяр наводнил спецслужбы своими агентами. К тому же, нельзя оставлять без внимания возможность неожиданного развития событий.

— Пока они о подмене не догадываются, — твёрдо заявил подполковник. — Но за дальнейшее ручаться не могу. Я — не Господь Бог. Будем надеяться на лучшее — без этого нельзя работать…

Прохор сказал это сегодня, когда привёз жену на Звенигородку. Потом он уехал, оставив Виринею в нашей квартире. Руководитель операции срочно потребовал его отчёта.

У нас же оставалось очень мало времени на посещение могилы родителей. Кроме того, надо было проскользнуть незаметно — пока рядом никого нет. Да под таким дождём никто и не пошёл бы на кладбище — дураков нет. Конечно, как я и думала — ни букетика! Всё собирались поминать Рину, и ни одна свинья не появилась. Думали просто пожрать у нас на дармовщинку. И заодно поглядеть, как мы живём, какой у меня муж, если он есть. А для этого любой предлог сгодится, как известно.

Мы положили четыре белых букета по восемь цветов. Повесили красивый венок на ограду. Я смотрела на фотографии папы и мамы, до крови кусала губы. А родители смотрели на меня — с жалостью и надеждой. Лица у них были совсем живые и очень виноватые. Родители словно просили прощения за то, что так рано ушли, бросив на меня малышню.

Потом папа как будто подмигнул: «Ксанка, выше нос! Всё будет хорошо!» А по маминому лицу, как слёзы, катились дождевые капли.

Мы стояли под чёрными громадными зонтами. Но, тем менее, промокли. Особенно досталось ногам. Братья замёрзли, начали ныть и проситься домой. А ведь сегодня им позволили не ходить в школу, так что могли бы и потерпеть. А вот Липка, замотанная в чёрный платок, разревелась. Я опять удивилась, что причитает она точь-в-точь как мама — нежно и звонко.

На этом месте мы оплакивали отца пять лет назад. Только тогда братья сидели на руках у родственников. А теперь те не могут приехать с Украины — нет денег. Озирский обнял Липку, успокаивая её. Потом вытер глаза и носы мальчишкам. А моя сестрица сунула свои ледяные руки Андрею в рукава — погреться.

Я опустилась на колени, подстелив дождевик. Поцеловала лица родителей и серо-сиреневый гранит надгробья. На еловых лапах дрожали бусины капель. Цветы и венок тут же намокли.

— Андрей, если погибну, похороните здесь. Хотя бы фотографию, — шёпотом попросила я шефа.

Он молча кивнул и отвернулся.

— А сейчас провезите меня по Москве. Хочу с ней попрощаться.

— Не болтай! — Озирскому надоел мой пессимизм. — Ну, давай, прокатимся. Только недолго — нам ещё поминки справлять.

По дороге я так надоела Андрею просьбами позаботиться о детях, что он, наконец, взорвался.

— Кажется, я не давал повода сомневаться в своих клятвах!

Но тотчас же, сообразив, в каком я состоянии, тронул Брагина за плечо.

— Ромыч, вези, куда Оксана скажет…

Сестра и братья против прогулки не возражали. Дождь был нашим союзником — с улицы будто всех вымело. Да и примета добрая, опять же.

Мы объехали вокруг Кремля, потом рванули по Тверской. Оттуда уже свернули на Беговую. Поездку скомкали, потому что мальчишки захотели в туалет. Липка тоже шепнула, что у неё месячные, и она больше не может. Пришлось сказать, что с меня довольно, и направиться домой.

Когда вернулись на Звенигородку, Прохор Гай был у нас дома. Он стеснялся шарить у нас по шкафам, и потому не достал скатерти. Андрей с Романом, а также Виринея и Липка стали поспешно собирать на стол. А я заперлась в ванной и попросила не беспокоить.

Сначала всласть наревелась, потом умылась ледяной водой. Долго дышала через нос, как учил Гай. Окончательно успокоившись, принялась медленно раздеваться. Оставшись в прозрачных кремовых трусиках, придирчиво оглядела себя в зеркало. Порядок! Шахматная фигурка — не белая, а загорелая королева. Кожа шелковистая, с розовым отливом. Пышные рыжие волосы несколько осветлили — под Дайану. Болотные светящие глаза, как у ведьмы. Шея и плечи — хоть куда. Ничего себе сестрёнка приедет к Эдику — вместо тощей наркоманки…

Вот только груди подкачали. Видно, что я кормила. Они чуть-чуть расплылись и обвисли. А живот так и остался подтянутым. Надвое его делит аппетитная ложбинка. Руки и ноги — тонкие, почти детские. Короче, «тёлочка» я соблазнительная. И с виду доступная. Если захочу, любой мужик будет моим. С Эдиком, конечно, траха не будет — я же ему сестра.