Отцеубийцы

– Давай, Рейнар, прикончи этого старого ублюдка! – кричал Хельхицкий, и лихая улыбка расползлась на строгом лице. – Положи этому конец! Здар, Истинный Ко…

Его голова взлетела высоко в воздух, отсеченная от шеи одним ударом сумрачной сабли, появившейся из ниоткуда. Рейнар отвернулся, чувствуя, как на щеке оседает всплеск горячей, еще живой крови его генерала. Сотканный из мрака всадник пронесся прямо сквозь коня, который нес на себе обезглавленное тело, и конь рассыпался в кровавую пыль.

Окружавшие Рейнара гусары застыли как вкопанные. По обе стороны их атаковали конные тени – немного, всего около дюжины. Но все они были вдвое выше и крупнее гусар Митровиц, а кому-то Хроуст еще и даровал не одну пару рук и в каждую вложил по сабле. Даже обычные хинны из плоти и крови вызывали страх, а в исполнении Дара они казались исчадиями ада. В бессилии Рейнар смотрел, как сабли и стрелы превращают латы его гусар в груду металла, сминают тела в кашу, отрубают руки, обезглавливают лошадей – а Хроуст все не оборачивался, словно все эти смерти никак его не касались. Гетману даже не нужно было подавать приказы взглядом. Умел ли так сам Свортек?

– Хроуст! – завопил он. – Хватит!

Несколько Сироток попытались перегородить ему дорогу, выставив вперед пики. Рейнар размахнулся и метнул свой меч в одного из копейщиков; клинок пробил череп насквозь, конь Рейнара пролетел над трупом и поскакал за Хроустом. Герцог выдернул из ножен за спиной второй меч. Не зря он взял с собой два, как в старые времена, когда бился с двух рук…

Тень налетела на него сбоку. Огромная сабля взмахнула наискось сверху вниз, и Рейнар ощутил, как заваливается его конь. Его разрубило надвое, и не будь у Рейнара Щита, он разделил бы с ним ту же участь. Несчастное животное осело на землю, Рейнар выскочил из седла и побежал к Хроусту что было сил.

«Нет, не оборачивайся! Зачем ты оборачиваешься, если и сам уже все знаешь?»

Всадником, лишившим его коня, был Латерфольт. Но не тот Латерфольт, что взял с него клятву кьенгара спасти Шарку, не тот, кого он назвал братом, не тот, что бросился на Борбаса без всякого Щита с одним кинжалом. Этот был высок и могуч, каким никогда не был юркий егермейстер. В его глазницах горели продолговатые белые огни, как у псов маленькой ведьмы. Встретившись с Рейнаром взглядом, тень подалась вперед, снова подняла над головой саблю, но не опустила руки. Тень хинна ничего не могла против Рейнара и прекрасно это понимала. Чуть помешкав, она отплыла к другим всадникам Митровиц, без суеты, спешки и горячности, почти вальяжно – совсем не как Латерфольт.

Только теперь Рейнар ощутил прилив неистовой ненависти. Разъяренный, он даже не заметил, как на ходу расправился с тремя или четырьмя Сиротками, пока сумеречные хинны опускали перед ним оружие. Не обращая внимания на предсмертные вопли, он упрямо пробивался вперед, не чувствуя усталости, не чувствуя вообще ничего, кроме желания добраться до алого знамени.

– ХРОУСТ!

Черный конь остановился, но Хроуст не обернулся – он смотрел лишь на ворота Хасгута за плотной завесой. Рейнару до него оставался какой-то десяток локтей, когда он остановился, рыча:

– Хватит убегать! Выйди со мной один на один!

Вокруг них собрались тени – все та же дюжина хиннов с опущенным оружием, которая ничего против него не могла. Но раз они здесь, значит, за спиной Рейнара им делать больше нечего. Значит, всадники Митровиц разбежались… или мертвы.

– Ты трус! – надрывался Рейнар. – Ты всегда прятался за спинами своих людей. Даже сейчас, с Даром, ты боишься меня!

К теням присоединились Сиротки. Передние ряды наставили на него пики, словно загоняя зверя в ловушку, а к ним уже подтягивались лучники, готовые истыкать Рейнара стрелами.

– А ты спас своих детей, Рейнар? – неожиданно спросил Хроуст, даже не повысив голоса, и развернулся к нему. Ни злости, ни раздражения в его лице не было: гетман выглядел бы старым и измученным, не гори его глаз белым пламенем, совсем как у Шарки и Свортека.

Рейнар растерялся. Выхода из круга врагов, которых еще несколько дней назад он звал союзниками, он не видел, а Хроуст, вместо того чтобы атаковать, теперь решил побеседовать с ним как со старым приятелем.

– Нет, не спас, – Хроуст уже сам ответил на свой вопрос. – Они никогда не будут в безопасности, пока жив Редрих. Ты сам это знаешь, но почему-то решил понадеяться на чудо. А ведь я предлагал тебе от чистого сердца…

– Ах, неужели?

Ненависть снова вскипела в Рейнаре, и он сделал шаг вперед. Конь Хроуста угрожающе всхрапнул. В руках стрелков запели тетивы, копья опустились, целя ему в голову. Но Рейнар продолжал, вскинув руку к длинноволосой тени:

– Тебе ли говорить о детях, Хроуст? Ты убил своего названого сына! Человека, который отдал тебе все!

Хроуст взмахнул правой рукой, в которой держал булаву, и тень Латерфольта растворилась в воздухе. Слова Рейнара достигли цели: лицо старика уродливо перекосилось, но он ничего не ответил, жуя губы под пышными усами, словно сдерживал крик.

Рейнар сделал еще шаг вперед: