Отцеубийцы

– Только дурак стал бы с тобой спорить. Но ты же обещал, Ян, что попросишь Шарку помочь нам только с Козьим Градом. В итоге она едва не погибла в Унберке, да теперь лечит раненых в тылу… Она моя будущая жена. Разве ты отправил бы в битву Катаржину?

– Довольно! – Хроуст раздраженно потер переносицу. – Не надо пересказывать мне то, что я и так знаю! Ты сделал ей наследника?

– Сделал все, что надо. Время покажет.

– Когда она только появилась, ты пел мне другие песни, Вилем.

Капризный тон старика отозвался мгновенным раздражением. Да, песни тогда были другие. Тогда все было по-другому для всех…

Латерфольт схватил фигурку крылатого пса и поставил ее перед войском Сироток:

– С Митровицами Редриху конец. Он даже не подозревает, что они ему больше не верны. Крылатые гусары ударят с тыла…

Хроуст неожиданно рассмеялся. Смех вышел скрипучим и противным, и от него хотелось отмахнуться, как от назойливой мухи.

– Еще совсем недавно я думал, что буду делать, если ты прибьешь Рейнара. А теперь… Ты готов поставить все на его честное слово. Ты едва не погиб сам, бросившись спасать его от Борбаса.

– Не его. Шарку.

– Я одноглазый, но не слепой.

– Ах, Ян! Я не понимаю тебя! Я ненавидел его и по-прежнему ненавижу. Но ты велел мне смириться, и я первым на виду у всех присягнул подонку, который убил моих людей, хотел убить Шарку и почти прикончил меня самого. Теперь я, как и было велено, ращу из него короля Сироток и Свободной Бракадии. Так хотел Свортек. Но ты все еще недоволен…

Хроуст впервые за весь разговор с любопытством посмотрел на него – и Латерфольт прикусил язык, мгновенно поняв, что сболтнул лишнего.

– Так ты выяснил, чего хотел Свортек на самом деле?

Латерфольт замялся. Хроуст обогнул стол, приближаясь к нему:

– Конечно, ты выяснил… А еще мне донесли, что Шарка вышла из забытья и вы с ней, Рейнаром и Моррой всю ночь пропадали непонятно где. И ты до сих пор молчишь?

– Не о чем рассказывать. Они просто помогли. Шарка вернулась, и все. Я понятия не имею, чего хотел Свортек. Да и какая разница?

От взгляда Хроуста, как прежде от его смеха, хотелось убежать хоть на край земли. Латерфольт крепко сцепил челюсти, не давая зубам биться друг о друга. Даже падая в руки демонов, даже на Изнанке среди призраков он не ощущал такого ужаса, как перед этим умирающим одноглазым стариком.

– Ты все забыл, сын мой, – неожиданно мягко произнес гетман, укладывая руку ему на плечо, словно хотел вдавить в пол. – Как тогда, с тем домиком на дереве. Ты забыл о своих людях, забыл, зачем тебе Шарка, забыл, что я никогда не видел на троне Рейнара. Ты забыл, что Свортек – наш враг, а не покровитель. Забыл, что я веду по этому пути не их, а тебя.

Латерфольт сглотнул ком в горле, пока Хроуст отходил от него обратно к столу. Хоть рука гетмана соскользнула с его плеча, егермейстер по-прежнему не мог пошевельнуть и пальцем. Затем старик встал на одно колено, достал из-под стола короткий штандарт со свернутым знаменем и протянул сыну:

– Раз Дар не разделить, времени у меня совсем немного. Но пока я жив, я буду напоминать тебе, кто здесь истинный король.

Дрожащими руками Латерфольт развернул знамя, зеленое, как весенняя листва, с бледно-золотой бархатной окантовкой. В центре знамени красовался белый… Нет, не лев, как он сначала подумал, сбитый с толку длинной гривой. На флаге был вышит степной лис со стрелой в одной лапе и нитью в другой. Его голову венчала корона из оленьих рогов, а грудь обвивали лилии, такие же, как на доспехе Шарки.

Латерфольт пялился на воинственно оскаленную морду, не в силах выдавить ни слова. Герб самого Хроуста с рогатым жуком и в подметки не годился этому знамени.

– Я знаю, у Лютобора был другой герб, – подал голос Хроуст. – Я оставил цвета твоего рода, но все остальное – это твоя история, которую скоро, очень скоро будет знать каждая собака в Бракадии.

– Но… Ян, я не могу… – Слова путались, перебивая друг друга даже у него в голове. – Я же просто отребье, полукровка! Бракадийцы никогда не…

– Ты – истинная Бракадия, которую мы освободим. Ты жертвуешь ради нее всем, что у тебя есть, всем, что ты любишь. Твоя семья сгорела в огне войны, как и Тартин Хойя. Ты символ того, что с Бракадией сделали такие, как Редрих, Свортек и Рейнар…

Хроуст покачнулся, успев лишь прикрыть рукой глаз в приступе боли. Латерфольт бросил штандарт на стол и подхватил гетмана. Усадил его в кресло, принес воды и ждал, крепко сжимая мозолистую руку, пока губы Хроуста неразборчиво шептали:

– Я не дам тебе забыть…

Перед закатом хинны вышли из города в поле. Ветер приносил в город рык их варганов, бой барабанов и тонкие переборы морихуров, к которым затем присоединилось и пение. Несчастные бракадийцы, до которых сквозь шум долетали напевы, похожие на волчьи стоны, переходящие то в горловой рык, то в орлиный свист, содрогались в ужасе. В них просыпалась глубинная память предков о тех временах, когда полчища диких всадников проносились по стране, как мор, и короли, рыцари и даже кьенгары были бессильны перед их жаждой разрушения.