Отцеубийцы

Выстрелы грохотали беспрерывно: пока один ряд перезаряжал ружья и пушки, второй, а за ним третий разражались громовым рыком, за которым неминуемо следовали чьи-то предсмертные крики. Латерфольт, проносясь вдоль вражеских рядов и каким-то чудом умудряясь не попадаться под пули, пытался оценить артиллерийскую мощь врага. Но залпы гнали его прочь, как рой рассерженных ос. А он ведь был желанной добычей, и ему бы держаться от передовой подальше, поближе к Хроусту и Шарке. Та, как и обещала, не отходила от гетмана. Вот только справятся ли Сиротки сами, без кьенгара, на этот раз?

Для хиннов битва превратилась в бесплодные атаки на неподвижного противника то у правого, то у центрального фланга. Видя, как его всадники падают в пыль, Латерфольт с трудом сдерживал отчаяние. То, что глазом Хроуста теперь был Кирш, которому Латерфольт не доверил бы командовать и телегой, усиливало предчувствие катастрофы. Где-то на правом фланге, уязвимом из-за огибающей поле рощи, бились пешие солдаты, но за сияющими шлемами, дымом и пылью ему не видно было, насколько плачевно их положение.

«Чертов Хроуст и его упрямство! – злился про себя Латерфольт. – Чертов Свортек и его загадки! Чертов Рейнар и его бесполезные Митровицы – единственная надежда Сироток, которая не спешит на помощь, хотя сейчас самое время!»

Но Шарку они туда не вытянут. Ни за что!

Рука пролетела над опустевшим колчаном. Он обернулся, чтобы бросить взгляд на возвышение, где по правую руку Хроуста должна была стоять Шарка. Пока старик слепо пялился вперед, Кирш что-то говорил ему на ухо. К ним бежал Петлич, метался в панике Тарра, но вот Шарки на ее белой лошади нигде не было видно. Ни с Хроустом, ни с Таррой, ни на поле боя, нигде…

Дыхание перехватило: его лошадь споткнулась, словно ей на полном скаку обрубили ноги, и завалилась грудью наземь. Латерфольт успел высвободить носки из стремян, чтобы выпрыгнуть из седла, но левая рука запуталась в поводьях. Запястье, привязанное к бьющемуся в агонии коню, хрустнуло, и весь мир на мгновение исчез в черной пустоте, рожденной не то болью, не то отчаянием: что делать лучнику без левой руки?

– Нанья! Гюрхан! – закричал он. Его скосили, пока остальные хинны отступали, снова не добившись результата. Впрочем, отчасти маневр сработал: пехотинцы, увидев Принца Сироток на земле, не выдержали и ринулись в атаку. Наконец им выпала наживка, от которой они не смогут отказаться – сам Латерфольт, сын Хроуста. Теперь-то эти ублюдки выползут на поле боя!

Егермейстер высвободил руку, и за вспышкой боли пришло онемение. Левая кисть ему больше не принадлежала, превратившись в кусок бесполезного мяса. Он снова попытался воззвать к своим, но те уже оставили его позади, и никто не оборачивался к нему, как и к остальным павшим. Как не оборачивался и он сам, пока верные люди падали за его спиной.

«Ничтожество…»

– Заткнись! – зарычал Латерфольт, пока зигзагами бежал следом за всадниками. – Ты тут не сдохнешь!

«Сдохнешь-сдохнешь! Если не падешь прямо здесь, то они поймают тебя и притащат Редриху, чтобы его беленькие чистенькие лизоблюды плевали в тебя, пока палач точит топор, громко, так, чтобы ты хорошо его слышал…»

Сабля выскользнула из ножен. Латерфольт замедлил шаг, чтобы хоть немного восстановить дыхание перед боем. Схватка будет короткой, судя по тому, как их много против него одного, лишенного левой руки. «Нет, Редрих, я не доставлю тебе такого удовольствия…»

Странно, как он ни пытался, не мог думать ни о ком и ни о чем. Раньше он не раз представлял себе момент смерти, планировал, как вспомнит шелест листвы в лесу, запах морской соли, вкус любимого пива и, конечно, лица тех, кого любил. Например, отца, хотя уже давно забыл лицо Лютобора. Или женщин, или друзей – но тех было слишком много. Или Хроуста – но сейчас лицо гетмана ничего, кроме приступа злости, в нем не вызвало. Или… Латерфольт тряхнул головой в ярости. Почему именно это лицо четче, чем все остальные, захватывает его внутренний взор в последние, позорные минуты его жизни?

Он развернулся, даже с каким-то наслаждением глядя на ряды наступавших на него пикинеров. Лучше уж это, чем назойливая морда, отогнавшая все, к чему он мечтал воззвать в конце.

– Так все и оставишь?

Латерфольт не ответил. Спины Хроуста и Шарки постепенно растворялись в ночи.

– Забери ее. Дай ему отпор в первый раз в жизни!

– Прошу тебя вежливо: завали свое хлебало.

Рейнар, как и сам Латерфольт, уже протрезвел от айрага – хиннское зелье отпускало так же быстро, как и захватывало. А может, помогло осознание, какие они оба тупицы, купившиеся на далеко не самую искусную уловку Свортека и потерявшие столько времени даром.

– Мы должны забрать у нее Дар, – продолжал Рейнар, невзирая на угрозу.

– «Мы»… Ха-ха! Даже как-то обидно, старина. Ты столько времени провел со мной бок о бок и по-прежнему считаешь, что я кретин. – Латерфольт говорил, удивляясь собственному голосу – чужому и сдавленному, потому что иначе не удавалось сдержать поток ругани. – Значит, мы разделим Дар, и у меня будет Меч, а у тебя – Меч, да еще и Щит… Какой ты мудрый!