– Как же меня это достало, – с казал он, подхватил конус и потащил его назад на парковку.
Несколькими неделями позже она предприняла повторную попытку. Заявила, что не испытывает к нему любви. И едва ли это можно назвать влюбленностью. Сказала, что да, конечно, они спят вместе чуть не каждую ночь со дня встречи, но у нее нет времени на бойфренда, она не хочет себя связывать, она дорожит своей карьерой и свободу свою ценит превыше всего. У нее дедлайны, которые нужно соблюдать, клиенты, которых надо умасливать и начальство, на которое надо производить впечатление, а еще друзья, с которыми надо встречаться. Друзья, которые ей гораздо ближе, которые не младше ее на семь лет и которые отнюдь не разделяют его любовь чилить и тюленить, качать мышцы и тыриться в эти нескончаемые русские немые фильмы.
– Да ладно тебе, это же последний фильм Евгения Бауэра, – ответил он и ткнул пальцем в экран, где действие разворачивалось так медленно, что и не разберешь, а не поставил ли он фильм вообще на паузу. Она объяснила ему, что они вовсе никакая не пара. Он посмотрел на нее большими карими глазами.
– Ты меня любишь, – констатировал он.
– Вот уж нет, – ответила она.
– Вот уж да, просто ты пока не поняла этого, – с казал он и впервые не улыбнулся.
Они встречалось уже месяц, когда она позвала его с собой на вечеринку, которую организовала ее фирма. У «Слюссена»[7]
они загрузились в автобус, лучи солнца наискосок скользили по окнам, его татуировки поблескивали. Автобус проезжал мимо паромного терминала «Викинг Лайн», когда она сказала, что у нее есть сын. Он открыл рот и не закрывал его еще несколько секунд.– У тебя есть дети? – переспросил он. – Почему ты ничего не говорила?
– Ты не спрашивал, – ответила она.
– Обычно такое само по себе выясняется, – сказал он.
– Со мной необычно, – о тветила она. – Д авно уже должен был понять.
– Как его зовут?
Она посмотрела в окно. Потом выдавила из себя имя сына. Пока она произносила эти два слога, он лежал новорожденный у нее на руках, спал, уткнувшись носиком ей в шею, тянул к ней ручки, когда она приходила забирать его из садика, спотыкался на тренировке по гандболу и прихрамывая покидал поле с наигранно драматичным выражением лица, приходил домой из школы с расстегнутым рюкзаком и спрашивал, не против ли она, что он перекусил у друга.
– Красивое имя, – сказал не ее парень.
– Пора выходить, – о тветила она, поднимаясь с места.
На горке, пока они шли вниз к площадке для игры в буль[8]
, она выпустила его руку. Обнялась со своими надушенными коллегами, чмокнула в щеку босса, у которого на шее красовался шарфик, а его представила не как своего парня, а просто как приятеля. Фирма угощала напитками, закусками и бесплатной игрой в буль. Это был эксперимент. Заведомо неудачный. Но как ни странно, все сработало. Он не знал ничьих имен, при этом сумел организовать всех и провести турнир по булю. Он очаровал босса, сказав, что тот так мастерски играет в буль, что вполне мог бы завязать себе глаза шарфиком. Когда он отошел в туалет, двое коллег, и женщина, и мужчина, по очереди подошли к ней и поинтересовались, встречается ли он с кем-то.– К сожалению, да, – ответила она, сама толком не понимая, с чего бы.
Солнце зашло, осела поднятая игральными шарами пыль, а он минут десять болтал с их практикантом о Рене[9]
и о том, насколько он переоценен. Практикант, судя по всему, тоже когда-то изучал киноведение. Мост в сторону города разводили с равными промежутками времени, чтобы открыть проход парусникам с высокими мачтами. По ту сторону канала раздавалось вибрирующее уханье басов.– Мы не на той стороне, – шепнул он ей на ухо и указал на молодых ребят с пластиковыми пакетами, которые тянулись в направлении звучавшей вдалеке музыки, уткнувшись в мобильники как в компасы.