Отцовский договор

Он чувствует, что готов позвонить папе. Он достает телефон. Набирает папин шведский номер. Нет ответа. Посылает эсэмэску и прячет телефон. Звонит опять. Он ходит взад и вперед у воды, изучает список дел к дочкиному дню рождения, пытается отвлечься, наблюдая за утками, пенсионерами, мамочками, но думать может только о папе, папе, который не отвечает на звонки и которого, может, уже и в живых-то нет. Он пытается успокоиться. Успокаивается. Заходит в кафе, оставив у входа коляску со спящим сыном. Он не переживает, ничего не может случиться. Он доверяет вселенной, но на всякий случай накрепко пристегивает коляску замком к стоящему снаружи столику. Так все родители поступают. Что же в этом странного, если человек хочет быть чуть осмотрительнее, ведь он в ответе за годовалого малыша. Он возвращается с бумажным стаканчиком в руке. Светит солнце. Он идет обратно к воде. По ту сторону залива видна расщелина в скале. Можно зайти прямо внутрь нее, посмотреть в небо и увидеть облака в совершенно ином ракурсе: в обрамлении кромки скал. Слева от него расположились бункеры, в которых Альфред Нобель проводил свои испытания. Здесь он взрывал динамит на безопасном расстоянии от сограждан. На стоящем тут же информационном щите папа вычитывает, что на этом месте производили 16 000 кг нитроглицерина, но после смертоносных взрывов 1868 и 1874 годов производство перенесли на южную сторону залива и отгородили защитной насыпью. Он не сомневается, что забудет: проход в насыпи напоминает кривозубую физиономию, а табличка с английским текстом едва читается от ржавчины. Зато он запомнит цифры, даты, точное количество нитроглицерина. Он идет дальше по гравиевой дорожке. Коляска бесшумно выруливает на дощатую набережную. Он останавливается в самом ее конце. Делает глубокий вдох. Он пытается вобрать в себя все, что видит: воду, небо, ветер, острова, горизонт, лодки, волны, птиц. Кто-то другой наверняка сумел бы это описать. А он не может. Зато он может стоять здесь и ощущать себя частью всего этого. Потом он берет телефон и звонит папе. Ему снова никто не отвечает.

* * *

Сестра, которая не знает лично никого из сотрудников аптеки, все равно предпочитает подождать снаружи.

– Ну почему нельзя пойти туда вместе? – удивляется тот, который, похоже, считает себя ее парнем.

– Потому что я хочу остаться здесь, – отвечает она и не трогается с места.

– Но почему? – спрашивает он.

– Потому, – говорит она.

– Тебе сколько лет вообще? – бросает он и заходит внутрь.

Но при этом как всегда улыбается и произносит это с такой игривой интонацией, что фраза, которую можно было бы принять за оскорбление, звучит как комплимент. Так сколько же ей? В любом случае многовато, чтобы проводить время с кем-то вроде него и чтобы делать то, чего ей делать не хочется. Больше никогда. Как-то по молодости ее в такое втянули, и теперь она все знает о последствиях.

Она доходит до автобусной остановки и начинает звонить папе. Никто не отвечает. Сквозь витрину видно, как ее парень заходит в аптеку. С этой его неподражаемой манерой держаться. Так непринужденно может двигаться разве что человек, только что завоевавший «золото» на Олимпиаде. Продавщица здоровается с ним, но он поглощен изучением надписей над стеллажами. Он изучает их прищурившись. Сначала подходит к стеллажу, где выставлены товары для гигиены полости рта, потом уточняет что-то у продавщицы и переходит к стеллажу с презервативами, средствами экстренной контрацепции и тестами на беременность. Читает инструкции от одинаковых с виду упаковок. Потом берет обе на кассу и расплачивается.

– Ты однозначно социопат, – заявляет она, когда он возвращается, неся упаковки в маленьком зеленом пакетике.

– А теперь-то что? – спрашивает он.

– Ты видел, как она с тобой поздоровалась?

– Кто? – удивляется он.

– Тетка на кассе. Когда ты вошел, я видела, как она сказала тебе «здрасьте», а ты просто прошел мимо.

– И ты это отсюда увидела? – спрашивает он. – Ну и кто из нас после этого социопат?

Он улыбается и протягивает ей пакетик. Они идут к ней домой. Она поднимается на лифте. Он по лестнице. Все как всегда.

На первой же совместной прогулке она постаралась втолковать ему, что как бы хорошо им ни было в постели, как бы им ни нравилось проводить время вместе, вдвоем смотреть сериалы, просыпаться бок о бок, серьезные отношения ее мало привлекают.

– Давай сразу условимся, – сказала она. – У нас с тобой взрослые отношения, не более того. Просто способ удовлетворять потребности друг друга.

Хотя вести серьезную беседу с человеком, который всю дорогу подыскивал какую-нибудь палку, чтобы ее сломать, было не слишком-то комфортно. Он то и дело подбирал с земли камни и метал их в другие лежащие вдоль дорожки камни.

– Эй, ты меня вообще слушаешь? – с просила она.

– Разумеется, – ответил он и указал пальцем на громадный муравейник.

– Ты понимаешь, что я пытаюсь тебе сказать? – спросила она.

– Безусловно, – ответил он. – Я чувствую то же самое. А это еще что?

Он ткнул в сторону оранжевого дорожного конуса с основанием из асфальта, который стоял посреди леса.