Отцовский крест. Жизнь священника и его семьи в воспоминаниях дочерей. 1908–1931

Однако отец Сергий серьезно считал себя не вправе принять эту награду. Вместе с донесением митрополиту о положении в Левенке он написал и об этом. О том, что не мог получить камилавку в 1921 году, получивши только в 1922 году скуфью, и что не считает себя вправе принять данную по недоразумению награду.

Митрополит Тихон ответил довольно быстро.

«Мне ведомо, – писал он, – что я наградил вас камилавкой» – и добавлял, что недоразумения никакого не было, что наперсный крест дан справедливо.

Только после этого отец Сергий надел наперсный крест и присоединился к своим соседям, заказавшим Ане Смирновой поискать в Ленинграде фиолетового бархата сразу на три камилавки. Потому что вместе с этим письмом был получен и ответ на первое сделанное новым благочинным представление к наградам. Отец Иоанн и отец Григорий получили камилавки.

Глава 36 Другие приходы

Даже при описании крупных событий, совершившихся в прогремевших на весь мир городах, вроде Сталинградской битвы и блокады Ленинграда, авторам не удается полностью придерживаться хронологического порядка. Тем более это невозможно, когда дело идет о мало кому известных городах и совершенно неизвестных селах. Поэтому придется описывать происходившее в каждом из них отдельно, не считаясь с тем, когда начались и когда окончились эти события.

Как уже упоминалось, после получения в Камне письма отца Сергия, там образовалась православная община во главе с отцом Константином Виноградовым и его сослуживцем отцом Иоанном. Постепенно их община все разрасталась, а обновленческие общины уменьшались. Тогда православные начали хлопотать о передаче им одной из городских церквей.

Желанное постановление было получено в Страстную Пятницу 1925 года. Часы служили еще в молитвенном доме. На его оборудование в свое время тоже было затрачено немало энергии. Он помещался в большом доме, снимаемом общиной. Дом был расположен глаголем, и алтарь пришлось устроить посредине, в прямом углу на стыке двух комнат. Потому иконостас был сделан не в виде прямой стены, а полукруглым, обнимающим алтарь с трех сторон. В числе прихожан оказался искусный резчик по дереву, и иконостас, сделанный из кедрового дерева, был весь резной, так же как и подсвечники, красивая дарохранительница в виде пятиглавого храма и даже сосуды. Чтобы Святые Дары не могли попасть на дерево, внутрь Чаши вставили большую фаянсовую чашку с расширяющимися наверху краями.

Теперь все это нужно было переносить. Отслужив велии[74] часы, сразу начали переселение в церковь. Некоторые из прихожан даже домой не заглянули в этот день. Переносили церковную утварь, приводили в порядок церковь, мыли полы. Когда наконец все было сделано, церковь освятили и тут же, хотя и с большим опозданием, начали вечерню с выносом Плащаницы. А во время пасхальной заутрени в освещенное алтарное окно кто-то выстрелил из охотничьего ружья. Одна из дробинок оцарапала висок четырнадцатилетнего сына отца Константина, прислуживавшего в алтаре.

В окрестностях Самары борьба началась раньше, чем в самом городе. Так, в группе сел было дано распоряжение перейти на новый стиль с 8/21 ноября 1922 года, т. е. вместо празднования Архистратигу Михаилу праздновать Введение. В селе народ показал свой протест прямо во время службы. Конечно, службу совершали Введению, этого прихожане остановить не могли, но икону праздника беспрестанно заменяли. Только что кто-нибудь уберет и заменит образом Архистратига Михаила.

Вовсе не подчинялся этому распоряжению только священник отец Павел П-ий.

В самой Самаре долго шла борьба за храмы, наконец за обновленцами закрепились кафедральный собор и Покровская церковь. Причем вновь приехавший обновленческий архиерей Александр Анисимов, как тогда говорили, «брал собор штурмом». Очевидцы и участницы этих событий рассказывали, что, когда Александр пробивался к дверям собора, а женщины оттаскивали его за рясу назад, под рясой были обнаружены брюки-галифе, что и утвердило за ним прозвище Сашки-Галифе. Но немногие знают, что после Анисимова в Самаре был другой обновленческий архиерей с тем же именем, для большинства они слились воедино. Между тем этот второй Александр не только не обладал наглостью первого, а даже, как рассказывают, под конец своей жизни горько раскаивался в своем уклонении. Больной, почти умирающий от истощения, он, однако, отказывался от приносимых ему православными женщинами продуктов, говоря: «Я недостоин этого».