Отцовский крест. Жизнь священника и его семьи в воспоминаниях дочерей. 1908–1931

– Отец Димитрий! Какими судьбами! – радостно приветствовал его хозяин.

– Я не один, а с отцом Василием, – вместо ответа сказал тот, сторонясь, чтобы его объемистая в зимнем снаряжении фигура не заслоняла маленького и щупленького Гусева. Отец Василий быстро разделся, пригладил рыжеватые, недлинные, словно обкусанные, волосы и прошел в комнату.

– Это все он. Начальник, – указал он на Табунщикова, не то от холода, не то от удовольствия, крепко потирая руки. Глаза отца Василия чуть-чуть щурились и смеялись добродушно, с едва заметной хитринкой. Казалось, он знал что-то очень ему приятное, но не говорил, чтобы продлить удовольствие.

– Как с начальством спорить? Возил, возил по своему округу, потом в чужой захотелось. К Кудринскому пробираемся, а по пути к вам ночевать завернули. Не прогоните?

В другое время отец Сергий подхватил бы шутливый тон разговора, но сейчас ему было не до того. «Вы, отец Димитрий, кажется, в Москву ездили? Что хорошего оттуда привезли?» – озабоченно спросил он.

Странно, что отцу Василию не сиделось на месте. Да и Табунщиков никак не мог устроиться удобно. Он сел было лицом к столу, потом повернулся боком, еще как-то по своему передвинул стул и все не находил места для папки с бумагами, сделанной из корок большой канцелярской книги и завязанной от всяких дорожных неприятностей в платок.

– Привез, много привез. Сейчас все по порядку расскажу, – начал он, поправляя свои темные, с легкой проседью кудри, но Гусев прервал его:

– А вы-то, отец Сергий, как живете? Еще не благочинный? – Маленькие ручки беспокойного батюшки задвигались еще энергичнее. – А то, может быть, власть на власть наехала? Табунщиков тихонько толкнул его коленом.

– Перестань, отец Василий, хватит! – с легкой досадой сказал он и заговорил о патриаршей службе, за которой ему удалось побывать, о том, чем дышит Москва и как живет митрополит.

Отец Сергий вдруг встал и снял с вешалки стеганый подрясник.

– Разволновали вы меня что-то, отцы! – пожаловался он, одеваясь. – Знобит. Гости переглянулись.

– Ближе к делу, отец Димитрий, – уже без улыбки поторопил Гусев.

– Что же, перейдем ближе к делу. – Голос Табунщикова вдруг стал совсем другим, деловым и даже слегка торжественным.

– Ваше письмо, отец Сергий, митрополит получил, при мне его зачитывал. И я ему кое-что рассказал, как съезд проходил и что у нас здесь творится. Словом…

– Словом, поздравляю вас, отец Сергий, благочинным, – опять не вытерпел Гусев.

– Эх! – укоризненно крякнул Табунщиков. – Торопыга! Совершенно верно, вы назначены исправляющим должность благочинного второго округа. Вот и указ.

Табунщиков подождал, пока отец Сергий внимательно прочитал указ, написанный на четвертушке писчей бумаги (в те годы бумагу еще очень экономили), и подал другую:

– А вот еще.

Это был даже не листок, а просто бумажная ленточка сантиметров четырех ширины, вмещавшая всего несколько строк. Отец Сергий прочитал ее не менее внимательно, чем первую, зачем-то перевернул и рассмотрел и оборотную сторону.

– Интересно! – сказал он. – На этой вот стороне написано: «Священник Сергий С-в награждается камилавкой». Потом зачеркнуто и на обороте написано: «Священник Сергий С-в, награжденный мной в 1921 году камилавкой, награждается золотым наперсным крестом».

– Ну, забыл старик, какая была последняя награда, а потом вспомнил и поправился.

– Ничего он не забывал, а то не стал бы объясняться о прошлом награждении, – возразил отец Сергий. Он даже оживился и с обычной горячностью начал излагать свою точку зрения.

– Просто наговорили вы ему про меня турусы на колесах. Написал: «Награждается камилавкой», да и думает: «Эх, мало ему, человек-то он больно уж хороший! Дай награжу сразу наперсным крестом!» Ну и написал, а для точности и о награждении камилавкой приписал, чтобы мне не думалось. Только тут-то вот действительно ошибся. Я и скуфью-то получил только в двадцать втором году, а он пишет про камилавку в двадцать первом.

– В этом теперь разбираться незачем. Крест-то уж вы, несомненно, получили, с чем вас и поздравляем!

– Погодите поздравлять! Если это законная награда… Да и вообще, посыпались как из рога изобилия: и камилавка, и крест, и благочиние…

– Благочиние не награда, а очень тяжелая обязанность, – поправил Табунщиков, а Гусев спросил:

– А сколько лет вы вообще служите?

– Ну, двадцать!

– Двадцать лет… считая междунаградный срок три года… скажем, первая награда через шесть лет после посвящения… – считал Гусев. – Так вам уже давно пора бы протоиереем быть, а вы о кресте спорите.

– Много бы развелось протоиереев, если бы всех так награждали! Вспомните, как раньше было. Лет пятьдесят тому назад камилавки-то по селам были раз-два и обчелся. А то – протоиерей! Отец Сергий еще плотнее закутался в теплый подрясник, даже весь съежился и руки засунул в рукава.

– И перед соседями мне стыдно, – добавил он. – Отец Григорий и отец Иоанн старше меня, да камилавок не имеют, а тут сразу наперсный крест!

– Представляйте и их к награде, это ваше право, как благочинного, митрополит не откажет, – сказал Табунщиков.

– Еще бы отказал, он это любит.