– Грозные слова! Люди жили, занимались своими делами и не думали о том, что их ожидает скорая гибель. Так, говорит Господь, будет и в пришествие Сына Человеческого, то есть перед Страшным Судом. А думаем ли мы о нем? Конечно, нет, а если и подумаем, то успокаиваем себя, говорим, что это будет еще не скоро. Да, время общего последнего суда скрыто не только от нас, но и от ангелов, может быть, он, и действительно, будет еще не скоро. Но каждого из нас ожидает свой, отдельный, страшный суд, после смерти, когда уже невозможно будет покаяться и изменить свою судьбу, и этот суд будет, может быть, и очень скоро. А готовы ли мы к нему? Проверили ли хоть раз, нет ли и в нашей жизни тех пороков, которые погубили древних людей? Что тогда случилось? Ведь Библия повествует, что вначале, по крайней мере половина рода человеческого, потомки Сифа, вели праведную жизнь, настолько праведную, что в Библии они называются «сынами Божиими». Почему же они развратились до того, что потоп истребил всех, кроме восьми душ, бывших с Ноем в ковчеге? В Библии говорится:
Отец Сергий говорил, по обыкновению, горячо и убежденно, и молящиеся, прислушиваясь к его словам, соображали, к чему он ведет.
За долгие годы, проведенные в Острой Луке, отец Сергий так сроднился с народом, так вошел в жизнь села, что от него не скрывались никакие изменения в настроении людей, никакое самое мелкое происшествие. И проповеди его были не просто отвлеченными рассуждениями, они говорили о том, что волновало село в последнее время, о новых, пока еще не всем заметных, ненормальностях в их жизни. И ничто не могло заставить его промолчать, он считал проповедь своей главной обязанностью.
«Не послал меня Господь крестить, но благовестить, – говорил он словами апостола Павла, – горе мне, если не благовествую». А в своем «окружном послании» – письме духовенству того округа, в котором он был благочинным, письме об их пастырских обязанностях и, в частности, о проповеди, он приводил горькие и гневные слова пророка: «И это псы немые, не умеющие лаять, и это пастыри бессмысленные!» Сам он не хотел быть немым псом и все силы полагал на охрану паствы, к которой был приставлен.
Сейчас его волновало новое неприятное открытие. Как всегда, о всякой новой, еще не совсем для него ясной, мысли он говорил сначала с самыми близкими – это помогало мысли оформиться, сделаться более определенной. А потом, если находил предмет достаточно важным, начинал говорить о нем везде: и наедине, и с амвона, и с друзьями-единомышленниками, и со случайными собеседниками. Затем наступал следующий этап: мысль превращалась в решение, которое он и сам старался проводить в жизнь и от других добивался того же.
То, о чем он сейчас говорил в проповеди, а до того к чему неоднократно возвращался в частных разговорах, зрело долго, являлось плодом многих наблюдений. Отчет, аккуратно составлявшийся и посылавшийся им в конце года, не был для него только надоедливой бумажной волокитой. В это время он мысленно отчитывался и перед собой. И, записывая в отчете строку: «В течение года присоединено к Православию из раскола столько-то человек», он видел не цифры, а людей, не только присоединенных в течение года, а за все время своей работы. Тут была и бабушка Загаринская, и старик Липат Точилкин, и семья Горшуновых, и множество молодых парней и девушек, пожелавших присоединиться, потому что их женихи или невесты оказались православными. И, перебирая в памяти всех этих людей, отец Сергий что ни дальше, то больше убеждался, что самыми твердыми в принятой вере оказывались те, которые долго и мучительно колебались, раздумывали, подходили к этому вопросу как к решающему судьбу всей жизни, не только настоящей, но и будущей. Какая-нибудь старуха, еще долго державшаяся своей моленной после того, как вся ее семья перешла в Православие, последовав наконец за остальными, зорко следила, чтобы ее дети и внуки не ленились ходить в церковь и выполнять все, что полагается по Уставу. «Кто родился в своей вере, может, когда и заленится, не подумает, какое сокровище ему ни за что ни про что досталось, – говаривали такие, – а мы по своей воле выбирали, нам пятиться нельзя, и перед людьми стыдно, и перед Богом грешно». С молодежью получалось другое.
«Им не вера нужна, – говорил отец Сергий, – а богатые женихи да красивые невесты».