Отцовский крест. Жизнь священника и его семьи в воспоминаниях дочерей. 1908–1931

Еще через несколько времени пришел Афиноген Антонович Кургаев. Люди еще помнили, когда его звали «отец Афиноген». Мордвин из соседнего села, теперь уже старик, он в молодости каким-то образом попал в миссионерскую школу и навсегда заболел этим делом, как некоторые болеют спортом, охотой или увлечением каким-нибудь искусством. Другая страсть – к водке – в конце концов довела его до того, что его лишили священнического сана и отстранили от работы миссионера, но он и после того не оставлял любимого дела. Везде: во время отдыха на сенокосе, на пароходе, в гостях – он готов был затеять спор о вере, а если спорить было не с кем, рассказывал о проведенных раньше беседах. Благодаря ли большому опыту, или прирожденным ораторским способностям, старик говорил медленно, отчетливо, веско, отчеканивая каждое слово, чтобы оно дошло до его, по большей части, малограмотных слушателей. Даже легкий мордовский акцент не мешал ему, а кажется, придавал его речи большую авторитетность. Это был настоящий народный оратор, не особенно глубокий, но понятный и находчивый, особенно на такие ответы, которые часто не отличались даже большой логичностью, иногда грубоватые, насмерть поражают противника тем, что делают его смешным. «Для чего было Богу творить диавола, ведь он Ему не нужен», – вмешалась раз в его спор на пароходе какая-то молодая женщина. Кургаев, не меняя положения, обратил в ее сторону одни глаза. «Да ты и сама-то Богу не больно нужна, а все-таки Он тебя сотворил!» – почти лениво бросил он в ее сторону, вызывая взрыв хохота, – метод, не убеждающий противника, но сразу уничтожающий доверие ко всему сказанному им.

Однажды, и это было знаком особого благоволения, Кургаев принес отцу Сергию несколько книг «Толковой Библии» и предложил купить ее за сравнительно недорогую цену.

– Мне нужны деньги на поездку в Самару, – объяснил он. – Там собирается съезд обновленцев. Я непременно должен быть там, чтобы послушать, что они говорят, и обличить их.

На этот раз Афиноген Антонович пришел, чтобы «обличить» самого отца Сергия – человека, которого он уважал, но который, по его мнению, сейчас пошел по неправильному пути. Кургаев был миссионер по специальности и по призванию, весь успех в работе для него измерялся количеством присоединенных, о дальнейшем он не задумывался, дальнейшее было делом приходского священника.

Он обрушился на отца Сергия всей силой своего слова, всей своей неглубокой, но обширной эрудицией. И много же, должно быть, перед тем молился и передумал отец Сергий бессонными ночами, если его не поколебал этот напор. Но и спокойным он оставаться не мог, как и при следующем посещении. На этот раз приехал отец Федор Сысоев. С ним отец Сергий часто расходился в мнениях, но уважал его за настойчивость, хотя и возмущался, когда эта настойчивость переходила в упрямство. Отец Федор не признавал ни за кем права мыслить иначе, чем он сам, не признавал никаких смягчающих обстоятельств; разногласие с ним для него было равносильно преступлению.

– Вы слишком много на себя берете, отец Сергий, – с самоуверенностью ограниченного человека говорил он на этот раз, – такие крупные вопросы нельзя решать без согласия других. Это – гордость. Был бы жив митрополит Тихон, он не одобрил бы вас!

– Не знаю, одобрил ли бы митрополит Тихон, а епископ Павел, который сейчас является нашим главой, одобрил несомненно, – вспыхнул отец Сергий. – А с действиями митрополита Тихона я часто бывал не согласен и писал ему об этом, а все-таки он назначил меня благочинным, значит, несмотря ни на что, доверял мне!

Даже в беспокойной жизни отца Сергия немного было моментов, когда ему приходилось выдерживать такой напор с разных сторон от сотоварищей и от прихожан. Среди последних, несомненно, как потом выяснилось, были люди, считавшие его образ действий правильным, но они молчали, а его противники, те, чьи лич ные интересы оказались затронутыми, кричали, и кричали громко, создавая впечатление, что за ними стоит все село. Даже непосредственный помощник отца Сергия, псаломщик Николай Потапович, обыкновенно покорно молчавший, особенно с тех пор, когда отец Сергий стал благочинным, или, в крайнем случае, недовольно похмыкивающий, на этот раз прорвался, возмущаясь, что уменьшилось количество свадеб. Безусловно соглашались с отцом Сергием только его верный единомышленник и друг – Сергей Евсеевич да кум – отец Григорий Смирнов, с которым отец Сергий, что ни дальше, то больше сходился, разглядев под его внешней инертностью стойкого и убежденного союзника. Но отец Григорий не был миссионером, и его слово в данном случае не имело решающего значения. Втайне отец Сергий желал поддержки авторитетной и энергичной, равной по силе создавшемуся противодействию; точнее, он ждал отца Иоанна Тарасова и мечтал убедить его.