Отец Сергий понимал скорбь друга, а поняв, терпел и то, что его волнение перешло в раздражение, давал ему высказаться, чтобы он, успокоившись, сам понял свою неправоту.
И, прождавши сколько ему казалось нужным, отец Сергий наконец перешел в наступление: «Ну, хорошо, по-твоему, мне самому захотелось перейти в город. Пугачевцам тоже хотелось иметь меня у себя, иначе зачем бы они хлопотали. А вы-то что же молчали? Хотели, чтобы архиерей оставил меня здесь, а сами не то что человека послать, даже и письмом не собрались попросить об этом. А почему он знает, может быть, вы рады от меня избавиться?»
Сергей Евсеевич широко открыл глаза:
– А ведь и правда! Как это мы не догадались? Как же вы не подсказали?
– Разве я могу подсказывать в таком деле? Нужно было самим думать. – А если мы сейчас напишем?
– Нет, это не в мячик играть, такое дело епископ решает только один раз.
– Он прав в том отношении, – сказал отец Сергий, когда Сергей Евсеевич ушел, – что епископ, решая вопрос о моем переводе, не принимал во внимание интересов Острой Луки. Но и здесь никто не додумался просить о моем оставлении. Это я считаю лишним доказательством того, что мой перевод произошел по воле Божией. А о Субботкине нужно подумать. Это серьезная опасность.
Наступило воскресенье, когда отец Сергий должен был служить последнюю литургию. В этот день в маленькую церковку, построенную на месте сгоревшей, набилось столько народу, сколько набивалось только в большие праздники. А как щемило сердце у всех, начиная с самого батюшки и кончая дряхлой полуслепой старушкой, с трудом протиснувшейся в уголок около двери.
Вот уже служба подходит к концу. Вот уже в обычное время отец Сергий, приложившись, как и всегда, к правому углу престола, выходит говорить проповедь. Но на этот раз сторож Ларивон не ставит перед ним аналоя и он виден во весь рост: худощавый, стройный, в аккуратно сидящем поношенном облачении, с аскетическим лицом и покрасневшими от бессонницы, а может, и от тайных слез глазами. Он изо всех сил сдерживает себя, но эти люди, изучившие каждый его жест, знавшие, когда и почему пролегла на его лице та или другая морщинка, – видели, как он волнуется, и его волнение передалось им, и они ждали его слова, как ждут завещания умирающего отца.
– Во имя Отца и Сына и Святаго Духа, – как и всегда, начал отец Сергий. Лес рук с чуть слышным шорохом взметнулся следом за его рукой, творя крестное знамение, и опять все затихло.
– Сегодня я служу здесь последнюю службу, – продолжал отец Сергий и остановился, потому что ему неожиданно не хватило дыхания. В толпе послышались рыдания, и, как ни странно, это вернуло ему самообладание. Он всегда восставал против рыданий, а тем более причитаний в церкви, хотя бы во время похорон. Он считал, что не всегда можно удержать слезы, но взять себя в руки и не нарушать тишины, благоговейного порядка, не расстраивать других, всегда можно и должно. Тем более что некоторым плачущим и не особенно трудно сдерживаться: они начинают плач ради приличия, ради своеобразного хорошего тона. И поэтому отец Сергий сказал коротко и властно, как говорил обыкновенно на похоронах: – Прекратите! Рыдания прекратились.
– Сегодня я служу последнюю службу здесь, где прослужил уже двадцать лет… – снова начал отец Сергий. Он сказал, что за эти двадцать лет они столько пережили вместе: войну, голод, эпидемии и много другого. На их глазах он схоронил жену и детей, и в жизни каждого из них было много событий и печальных, и радостных, которые известны ему и в которых он, как священник, даже принимал участие. Многие – состарились, все они ему как родные, больно оставлять их, как своих детей, хотелось бы и самому умереть здесь.
– По вашим лицам я вижу, – продолжал он, – что и вам жалко расставаться со мной, что и вы любите меня. И вот я говорю вам словами, которые сказал Господь наш Иисус Христос Своим ученикам в прощальной беседе:
Нужно найти священника православного, не запрещенного, и обратиться к епископу за указом о его переводе, а без этого не допускать до служения даже на один раз. А то сейчас много таких, которых епископ за какую-нибудь вину запретил в священнослужении, или им просто не понравилось на старом приходе, и вот они ездят и ищут себе места. Случается даже, по домам ходят, подпаивают и уговаривают принять их, а когда уговорят, советуют не торопиться ехать к архиерею. «Вот поживем, посмотрим, узнаем друг друга хорошенько, а там, когда будет случай, и съездим, чтобы зря не расходоваться».