Отцы

А у Фриды с волосами была беда — они выпадали целыми прядями. Ей пришлось обзавестись так называемым «Вильгельмом» — искусственной косой. Завитушки, падавшие на лоб, были из собственных волос, но коса, уложенная венчиком на темени, была несколько светлее. Не только мужчины считали пышные волосы признаком красоты.

Иоганн Хардекопф и Карл Брентен шли впереди. Мать и дочь, достаточно оглядев друг друга, перенесли свое внимание на мужей. «Белые брюки с темным пиджаком все-таки идут Карлу, — подумала Фрида. — А Карл все боится, говорит, что для такого сочетания он слишком мал ростом и толст».

— Ну и шляпа у Карла — человека убить можно! — заметила фрау Хардекопф. — Гигантские зубцы!

Фрида тоже полагала, что эта «круглая пила» несколько экстравагантна, но она встала на защиту мужа и его шляпы.

— Последняя американская мода, мама.

— Конечно, моя милая, но есть и модные глупости. — Она чуть было не сказала: «Посмотри на своего отца, он тоже одет по моде, но не похож на чучело гороховое».

С удовольствием смотрела она на своего Иоганна, на котором был его парадный костюм цвета соли с перцем, широкополая мягкая шляпа, а в правой руке — толстая красивая трость.

Неторопливым шагом, попыхивая сигарами, которые Карл умудрялся доставать по дешевке — недаром же он сигарный мастер! — Хардекопф и Брентен шли, наслаждаясь праздничным досугом; женщины то и дело задерживались у витрин, обмениваясь глубокомысленными замечаниями насчет выставленных на продажу вещей; обе четы вышли из дому заблаговременно, и спешить было незачем. Карл Брентен нес под мышкой небольшой сверток: лото, две книжки и несколько плиток шоколада. У старика Хардекопфа был в руках пакет с бананами и яблоками. Тесть с зятем оживленно разговаривали на самые разнообразные темы: о погоде — что за духота, быть грозе, — о видах на урожай, о прокладке туннеля под Эльбой — грандиозное сооружение, можно будет пешком прогуляться под рекой, под проплывающими океанскими судами, в Штейнвердер и обратно, и никакого тебе парома не нужно! А ведь строятся еще подземная и надземная дороги. Это очень облегчит движение по городу. Потом речь зашла о курьезных партиях в скат, о прошлых и будущих вечерах и о других увеселениях, организуемых в «Майском цветке». Карл Брентен полагал, что осеннее гулянье следовало бы устроить где-нибудь на воде; однако Хардекопф был против этого, он напомнил о несчастном случае с пароходом «Primus» и о трех молодых девушках, которые, говорят, в прошлом году во время такого же празднества утонули возле Штаде. Он предлагал выбрать для гулянья тенистое местечко, где-нибудь в Гааке или в Заксенвальде. Осенью в лесу так чудесно!.. Не обошлось без политики, заговорили о широкой внутрипартийной дискуссии по колониальному вопросу, обнаружившей несколько разных течений — не то три, не то четыре или даже больше. Хардекопф назвал позицию Бебеля в этом вопросе убедительной и ясной. Карл Брентен сказал, что нельзя отмахнуться и от доводов Розы Люксембург и Ледебура. Империализм обостряет военную опасность. Брентен осуждал линию английских профессиональных союзов, которые открыто защищали политику своих капиталистов и грабеж колоний. Разговаривая на такие волнующие темы, мужчины меньше замечали жару и не так злились на своих жен, которые с трудом отрывались от каждой витрины.

К больнице подошли ровно без пяти минут три.

— Превосходно рассчитали! — воскликнул Карл Брентен, взглянув на свои золотые часы — единственную ценную вещь, доставшуюся ему по наследству от отца.

— О господи, сколько же больных людей! — воскликнула Фрида, глядя на толпу, которая собралась у главного входа в больницу.

— Те, что здесь стоят, здоровы, — сухо заметил Хардекопф.

— Это-то я понимаю, папа, но ведь в больнице, должно быть, лежит столько же больных.

— Полагаю даже, что гораздо больше.

И они заговорили о пропускной способности больницы св. Георгия. Карл Брентен будто бы где-то читал, что она славится лучшим в Европе по своему оборудованию хирургическим отделением, после реконструкции в ней можно разместить одновременно две тысячи больных. Хардекопфу эта цифра показалась слегка преувеличенной, но он промолчал и только сомнительно покачал головой. Его жена сказала:

— Была бы такая больница во время холеры, многим тысячам людей спасли бы жизнь! — И только Паулина собралась рассказать о тогдашней эпидемии — она пошла тогда в добровольные сиделки и в конце концов сама заболела, — как толпа заволновалась. Все устремились к большим решетчатым железным воротам, которые наконец распахнулись перед посетителями.

Хардекопфы и Брентены увидели Густава и Софи Штюрк, которые пришли сюда с сыном Эдгаром и дочкой Анни.

— Вы ни словом не обмолвились, что собираетесь навестить Вальтера! — воскликнула Фрида, здороваясь с зятем и золовкой.

Карл Брентен сказал:

— Как это мило, что вы пришли!

Увлекаемые потоком посетителей, они шли по главной аллее больничного парка.

— Вальтер в корпусе «В», это туда дальше, в самом конце, — возбужденно говорила Фрида; она радовалась, что сейчас увидит сынишку, у которого не была уже два дня.