Отцы, матери, дети. Православное воспитание и современный мир

Каким образом может быть связана православная Литургия с этими беспокойными поисками современности, в которых раскрываются основные законы бытия, его земная и потусторонняя трагичность? Сразу нужно признать, что Литургия кажется современному человеку каким-то ископаемым осколком прошлого, экзотичным своей архаикой, но чуждым ритму его жизни.

Действительно, если Литургия – это только религиозный ритуал и культ, тогда совершение ее в контексте важнейших вопросов человеческой жизни абсолютно беспредметно. Между тем она есть нечто совсем иное, чем может показаться кому-то на первый взгляд. Она много глубже – в ней сокрыта вся тайна Церкви и раскрыта полнота христианского понимания жизни.

Христианство имело и имеет только один ответ на всякий бытийный экзистенциальный человеческий вопль, в особенности, когда речь идет о поиске лица другого и общения с ним – Литургию с Евхаристией в своем сердце. Литургия – это историческое открытие тайны жизни как тайны общения и радостной встречи лицом к лицу, в которой истоки гармонии бытия и его всеединства.

Чтобы христианский ответ на это бытийное человеческое смятение стал понятен, прежде всего нужно пояснить, что значит общение, поиск лица другого, в котором так нуждается человек. Самым простым было бы объяснение, что речь идет просто о совместной жизни и о потребности в ней. Но чтобы эта совместная жизнь удовлетворила человека, она должна стать общением, возникающим не просто из родственных уз, общих интересов или случайных временных обстоятельств жизни. Человеку необходимо вечное, а не временное присутствие другого. Чтобы это присутствие стало истинным и реальным, оно должно быть чем-то большим, чем случайное внешнее присутствие, которое или удовлетворяет временным потребностям человека, или становится источником страдания и муки. Человек ищет присутствия другого как собственной внутренней полноты. Если же человеческий голод присутствия другого неутолим и вечен, то и само присутствие должно быть вечным. Всякое исчезновение другого или невозможность общения с ним рождает в человеке муку или смерть.

Какова первая реальность, с которой соприкасается человек с момента своего рождения? Это лицо матери и природа. Совершенно естественно поэтому, что он ищет своей полноты, истины о себе, самоутверждения в том, с чем он сталкивается, от чего рождается и с чем общается. Но рано или поздно наступает момент осознания непостоянства природы, ее несовершенства, с одной стороны, и исчезновения, потери матери, брата, любимого человеческого лица – с другой, после чего остается лишь счастливое или мучительное воспоминание об ушедшем.

Что это значит? – Это значит, что поиск полноты бытия и вечности общения только в смертной твари и в человеческой плоти – дело безумцев и чудовищный бесовский соблазн. Потому что голод вечного созерцания лица другого – это голод вечной жизни, бесконечности, голод без хлеба жизни. Следовательно, все, что носит в себе зародыш смерти, не может утолить его.

Поэтому Христос отвергает первое предложение сатаны в пустыне – искушение превращения камней в хлеб ради насыщения и собирания человеческого рода вокруг себя с помощью этого тварного, а значит, смертного хлеба. Это искушение было не только искушением Христа; оно в виде похоти плоти, похоти очес и гордости житейской с той же силой возникает и встает перед каждым человеком без исключения во все времена.

Похоть плоти – это поиск хлеба жизни там, где таится смерть, потому что и мир проходит, и похоть его (1 Ин 2:17). Похоть очес означает угрозу оказаться поглощенным красотой тварного мира, опасность попасться на приманку смерти, отождествив Красоту с обманчивой красотой окружающего мира и себя самого. Тогда икона, лик, то есть то, чем является человек и всякое творение, превращается в идола. Человек тонет в обманчивой игре теней, растворяет лицо природы в себе, а свое – в ней, и то, что должно было стать путем и выходом и входом, превращается в стену и источник всеобщего обезличивания: каждый каждого взаимно поглощает, все существующее взаимопоглощается, привлеченное красотой другого.