Отцы наши

Он еще некоторое время наблюдал за Томми, но не мог придумать, как начать разговор.

— Я теперь не очень много читаю, — сказал Томми, вероятно почувствовав на себе взгляд.

— Нет?

— Раньше — да. Как-то утратил привычку.

— Наверное, там, в Лондоне, жизнь быстро движется? — спросил Малькольм: ему было трудно это представить.

— По-разному, — ответил Томми, но разговора не поддержал.

Малькольм вернулся к чтению, но тут Томми произнес:

— Давай я сегодня приготовлю ужин? — Он смотрел на Малькольма почти застенчиво. Вот тебе и цветная капуста с сыром, вздохнул Малькольм. Неужели она настолько не удалась? Но Томми пояснил: — Чтобы дать тебе передышку.

— Это несложно, — начал было возражать Малькольм. — На двоих готовить не труднее, чем на одного. — Потом он вспомнил, как мучительно вежлив Томми, и подумал, что, возможно, племянник будет чувствовать себя не так неловко, если приготовит ужин, так что он согласился: — Конечно, если хочешь. Очень мило с твоей стороны.

— Ты любишь омлет?

— Ну.

— Здорово, — сказал Томми, кивнув сам себе. — Договорились.

Он вернулся к чтению.

Томми приготовил вкусный омлет с сыром. Малькольм старался есть помедленнее, чтобы показать племяннику, что ему понравилось, а потом обнаружил, что Томми заглотил свою порцию за полминуты. В некотором отношении он не изменился. Неожиданно Малькольм живо вспомнил, как Катрина наклонялась к Томми, ерошила его волосы и говорила: «Никто у тебя не отнимает, сынок».

Они закончили есть, но из-за стола не вставали. Малькольм не понимал, хочет ли Томми поговорить или просто не знает, что делать дальше, как и он сам.

Когда Томми в конце концов открыл рот, он сказал нечто неожиданное:

— Омлет меня научил готовить отец.

Малькольм предусмотрительно не стал на это никак реагировать.

— Правда?

— Да, — продолжал Томми, тем же обычным отстраненным тоном. — Единственное, что он научил меня готовить.

— Насколько я помню, он никогда не интересовался готовкой. — Считал это женским делом. Но ведь и сам Малькольм так думал многие годы. Только в последнее время он стал осознавать, насколько старомоден. Как и Хизер в некотором отношении.

— Нет, — отозвался Томми. — Он никогда не готовил. Ни за что. Но он говорил, что мама не умеет делать приличный омлет. Он этим очень гордился. Обязательно хотел научить меня и Никки. Почему-то через столько лет я это помню.

— Неплохое умение, — сказал Малькольм, выбрав самую уклончивую реплику, которую только мог придумать.

— Но позже мне пришло в голову, — продолжал Томми, — как это странно, что взрослый мужчина гордится умением делать омлет. Я имею в виду, может, ему просто больше нечем было гордиться?

— Мне кажется, он много чем гордился, — возразил Малькольм.

Томми кивнул и не ответил. А спустя время зевнул и сказал:

— Наверное, скоро пойду спать. Может, еще немного почитаю. Который час?

Малькольм посмотрел на часы:

— Еще только начало девятого.

— Так рано? Господи!

— Вечера здесь могут быть долгими.

Томми, похоже, не совсем правильно это понял, отчего градус неловкости снова возрос.

— Ты знаешь, ты еще успеваешь пойти в бар. Я не возражаю. Пожалуйста, не надо оставаться только из-за меня.

— Нет, я… — Удивительно, подумал Малькольм, как я стараюсь, чтобы Томми не стеснялся, и как я сам стесняюсь. — Я никуда не хочу идти. Я просто хотел сказать, что тут может быть скучно, если ты к этому не привык. Не привык к такой тихой жизни.

— Наверное, я как раз и хочу тихой жизни.

— Что ж, — ответил Малькольм. — Тогда ты приехал, куда нужно. — И даже это замечание, как будто совершенно невинное, вплотную приближалось к чему-то опасному, затрагивало те мотивы, по которым Томми оказался здесь и которые по-прежнему оставались загадкой для Малькольма. Самый простой разговор с племянником утыкан ловушками.

— Надо полагать, — сказал Томми, вставая. — Ладно. Спокойной ночи.

«Может быть, Томми просто хотел устроить себе каникулы? — предположил Малькольм, когда племянник вышел из комнаты. — Может, он просто приехал отдохнуть на пару дней и больше ничего?»

Лежа в постели, Малькольм думал о своих друзьях, собравшихся в баре, и о том, обсуждают ли они его с Томми. Разумеется, обсуждают. Или, может, они не говорят о нем самом — из дружеских чувств они бы постарались этого не делать по мере возможности, — но он знал, что, скорее всего, они опять вернулись к старой нерешенной проблеме Джона. Все ломали над ней голову тогда, и теперь снова ломают. С этим ничего не поделаешь.

Малькольм вспомнил, как часто Хизер повторяла один и тот же вопрос: «Почему он это сделал?» Она горько винила себя в том, что не заметила никаких тревожных сигналов, как будто бы она несла ответственность за Джона, хотя они даже не были родственниками. Ведь не она выросла с ним в одном доме.