Отвага

Начальник мушкетеров считал себя мастером фехтования, но его искусство ограничивалось классическими приемами. Акробатика Наймита сбивала с толку. Так что клинок Ланселота не раз неуклюже втыкался в пол, в потолочную балку или даже в фаршированного гуся. Красавец вконец запыхался. Когда его шпага вылетела из рук, никто не позаботился подать ему другую. Мушкетеры равнодушно предоставили начальника его судьбе. Вскоре Ланселот стоял на возвышении коленопреклоненный. К сердцу приставлена шпага, к горлу – вилка. Белокурые волосы прилипли к вискам, квадратная челюсть дрожала. Взгляд золотых глаз Наймита пронзал его насквозь острее меча.

– Ваш поступок низок, гадок, зауряден, как вы сами. Отныне ежемесячно половина вашего жалованья конфискуется на лечение коня.

Наймит собственноручно забрал половину монет из самого высокого столбика. Затем невозмутимо прошествовал к выходу, попутно возвращая предметы, что незаметно позаимствовал у окружающих. Достал из кармана вилку, из-под рубашки – хлебный нож, из-за пояса – мачете, из жилета – кинжал.

И удалился, оставив казарму в полнейшем потрясении. Униженный Ланселот поспешил купить молчание мушкетеров. Те охотно пошли на сделку, так что на столе начальника вскоре не осталось ни одной монетки. Отсутствующим жалования не видать…

68

Наймит шагал в лиловых сумерках, набросив камзол на плечи. Засученные рукава обнажали прекрасные гладкие руки. Драконы на жилете переливались в последних лучах заходящего солнца. Вопреки обещанию, он не пошел ужинать к королю, а направился в свои покои. И предался любимому занятию – размышлению. Поразмыслить необходимо, коль скоро недавно он действовал импульсивно и безрассудно. Последствия поединка нисколько его не заботили. Хотелось понять причину столь странного поведения.

Для начала он сурово отчитал самого себя: «Никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя применять насилие! Араш, что с тобой такое, ответь, во имя Неба!»

Как обычно, ответ напрашивался сам собой, но, вопреки обыкновению, он не желал с ним смириться. Прошло довольно много времени, прежде чем он все-таки посмотрел правде в глаза и отдал себе полный отчет в происходящем.

Он поддался порыву.

Основная движущая сила – презрение и гнев. В равной мере то и другое.

Презрение и гнев он испытывал часто, однако с годами научился не поддаваться этим страстям. Значит, вмешалось еще одно побуждение и сделало смесь взрывоопасной.

Желание кого-то защитить. Ту, что заслуживала защиты и никогда не просила о ней.

Собственно, защищать эту девушку ему хотелось уже давно. Подавленное желание привело к накоплению скрытой энергии. Она оказала давление. Вот в чем причина взрыва.

Отчего же ему давно хотелось встать на ее защиту? Он поддался страстям, потому что девушка его растрогала.

Что значит растрогала? Страсти одолевали. Растрогала, то есть проникла в сердце. В сердце, запертое на три засова. В сердце, принесенное в жертву делу его жизни.

Человек попроще, не такой въедливый, как Наймит, не стал бы так долго копаться в себе, а сразу пришел бы к конечному выводу.

Он влюбился.

Вот еще новость! И прескверная.

Однако Наймит не из тех, кто склонен изводить себя бесплодными сожалениями. Коль скоро прошлое не вернешь и сделанное не исправишь, значит, следовало продумать дальнейшие шаги. В первую очередь надо незамедлительно сообщить о поединке с начальником мушкетеров его величеству – до того, как слухи из казармы расползутся по дворцу.

Наймит нашел короля в курительной.

– А, советник! Я ждал вас к ужину. Вы уже поели?

– Прошу прощения, сир, я иногда пощусь.

– Вот как. Понятно. Налить вам стакан воды?

– Нет, спасибо, сир.

Жакара отказ встревожил. В последний раз, когда Наймит отказался от традиционного стакана воды, Инферналь подсыпал яд в графин.

– Может, немного малинового ликера? – в шутку предложил король.

– Почему бы и нет, сир? – вновь удивил его Наймит.

Крепкий ликер мог поджечь даже сугроб, но чужеземец выпил его залпом, глазом не моргнув, и пустился в повествование о своем «налете на казарму». Жакар его вполне одобрил.

– Ланселот – идиот, – вот все, что он сказал.

А после того, как узнал о перебитых ногах Зодиака, прибавил:

– Форменный придурок.

Наймит, расхрабрившись, рассказал и о том, что реквизировал половину жалования Ланселота на нужды изувеченного коня.

– Кретин вообще не заслуживает жалования, – согласился Жакар. – Между прочим, сотрите кровь, мой друг. Вот здесь.

Царапина оказалась у Наймита на лбу, у корней черных волос, аккуратно приглаженных, как всегда. Он промокнул ее белоснежным безукоризненным платком. У короля чудесное настроение, надо этим воспользоваться.

– Эсмеральда – лучшая ваша посыльная, сир, но без коня она бесполезна.

– Согласен, – кивнул король.

– Представьте, чего бы она достигла с конем ей под стать!

Жакар улыбнулся. Он представил себя самого наилучшим гонцом, скачущим на горячем коне, и обрадовался, как дитя.

– Ну еще бы!

– В конюшне есть чистокровный жеребец, сир! Он застоялся, заскучал. Чем меньше двигается, тем больше теряет силы.

– Неужели?

– Я об Игоре, сир.