Отвага

– Кошке приятно! – рыдала Элизабет. – Олаф, мой Олаф! Лучше уж мне умереть! Жить не хочется!

Ее мать только что рассказала об исчезновении любимого кота. Как она и опасалась, это известие окончательно добило ее несчастную дочь…

– Вы скучаете по своему коту, не так ли? – мягко спросил Наймит, словно не замечая истерических рыданий библиотекарши.

Элизабет успокоилась так же внезапно, как разрыдалась. Вытерла глаза ветхим платочком, пожелтевшим, как ее фата. Наймит снял руку с плеча бедняжки.

– Да, скучаю.

– Кота зовут Олаф?

Она подняла на незнакомца заплаканные глаза.

– Как зовут кота, догадались, а как меня – нет. Почему?

Только что она оглушительно звала Олафа, так что стекла дрожали, и вдруг напрочь забыла об этом.

– Это самое лучшее имя для кота, потому и догадался.

Она слабо кивнула с видимым одобрением.

– Вы тоже так считаете?

– Конечно! Позвольте, я выскажу еще одно предположение: он сбежал?

– Я оставила его у моих родителей. Он отправился гулять и не вернулся… Наверное, заблудился. Олаф совсем не знает тех мест.

– Понимаю. Порой свобода одних дорого обходится другим.

Услышав это глубокомысленное замечание, Элизабет вновь потеряла нить разговора, унеслась куда-то далеко-далеко. Но на этот раз погрузилась не в пучину отчаяния, терзавшего душу, а в мягкую теплую вату, где ей стало уютно. Наймит рассудил, что на какое-то время опасность самоубийства миновала и лучше всего оставить страдалицу в покое.

– Мне пора, – вежливо откланялся он. – Благодарю вас за ценную книгу. Хорошего вам дня, милая барышня.

– Я замужем.

– Извините, мадам…

– Лебель.

– Ах, вот оно что. Мадам Лебель. Мне бы и в голову не пришло.

Наймит медленно спустился по лестнице вниз. Госпожа Лебель. Он прекрасно знал, кто муж библиотекарши. И, наслушавшись пересудов в портовой харчевне, понимал, что отыскать его так же невозможно, как кота Олафа.

18

В тот же самый день, ближе к полудню, Жакар в короне и мантии чинно воссел на трон, у его ног расположился Стикс. Чтобы облегчить работу придворному художнику, трон спустили с помоста вниз, а короля идеально выбрили. Художник явился не один. Помощники и ученики разложили в зале палитры, кисти, краски, губки, мастихины и недавно изобретенный аппарат, позволяющий точно рассчитывать перспективу. Подмастерья здесь же, в передвижной мастерской, готовили краски, растирали яичные желтки с различными пигментами. Передавали мастеру кисти, словно хирургу – ланцеты. Все нервничали, надеялись, что Жакар доверит им еще и реставрацию старинных фресок, изображавших идеального правителя. Жакар пожелал, чтобы этому мифическому персонажу пририсовали его лицо. Позади дожидался своей очереди придворный архитектор с огромным рулоном бумаги под мышкой, в плоской шапочке с бубенчиками, какие обычно носили на острове представители этой профессии.

Не хватало только Наймита. Жакар распорядился его позвать, но никому не пришло в голову искать иноземца на кладбище, где тот размышлял среди могил. Пять важных персон государственного значения пропали за короткий промежуток времени: Тибо, Эма, Сидра, Мириам и Гийом. Над одним воздвигли надгробную плиту. А вот где остальные? Живы они или мертвы? Любопытное, однако, королевство.

Слуга случайно заметил Наймита и попросил немедленно явиться в Тронную залу. Наймит прошествовал по красной дорожке, разглядывая работу художника. Лазурный фон стоил целое состояние. Такой оттенок давала только растертая в порошок драгоценная бирюза, поэтому даже крошечный клочок неба на парадном портрете символизировал благосостояние. Лицо Жакара написано с поразительным сходством: смуглая кожа, чувственный рот, квадратный подбородок, густые черные волосы по плечам. Оставалось место и для второй фигуры, однако на этот сеанс королева явиться не пожелала.

– Шрам не нужен, – в сотый раз напомнил Жакар.

– Разумеется, ваше величество, – отозвался художник. – Только умоляю, оставьте в покое скипетр.

Жакар никогда не отличался терпеливостью и не мог усидеть на месте. В полнолуние он становился особенно беспокойным. Мурашки бегали по спине, его так и подмывало сбежать, он нервно принюхивался и оборачивался на малейший шорох. Сейчас его что-то особенно раздражало, потому что под глазом жилка билась и на виске набухала вена.

– Наймит! Наконец-то! – воскликнул король, повернувшись к художнику в профиль. – Познакомьтесь, придворный живописец, его подмастерья, а за ними – фон Кинкель, мой архитектор.

– Фон Вольфсвинкель, сир, – поправил архитектор.

– Пусть так, – небрежно отмахнулся Жакар.

Его внимание привлек гул шагов, тяжелых и медлительных. На этот раз король глядел анфас.

– А вам что здесь понадобилось?

Двое слуг воспользовались тем, что бронзовые двери распахнулись перед Наймитом, и вошли за ним следом. Они с трудом волокли огромный чемодан.

– Ваше величество, мажордом велел передать его вам как можно скорее.

– Что нужно от меня этому сундуку? Он просил аудиенции? Обращался к Аристотелю?