Добравшись до своей вмятины, они едва держались на ногах от усталости. Внизу их ждала уютная башня с маленьким садом, скромной конюшней, печью для хлеба и деревянными балками. Чаша умолкшего фонтана пряталась под плющом, выщербленная каменная скамья призывала отдохнуть, расслабиться, предаться беспечному созерцанию. На огороде последняя тыква светилась, как планета-сирота. Черный песок и ракушки на маленьком пляже напоминали о далеких временах, когда Краеугольный Камень мирно спал на дне Северного моря. Все оставалось неизменным и менялось на глазах.
Вдруг на противоположном берегу спешились двое чужаков. Два мушкетера, два коня, увешанных мешками.
32
Эма с Лукасом застыли перед каменистым спуском.
– Сейчас переправятся к нам, – прошептала она.
– Не факт.
На противоположном берегу посланцы Жакара в растерянности оглядывали реку. Выбор невелик: или узкое место с бурным течением, или спокойное, но широкое. И в любом случае нужно лезть в ледяную воду.
– Давай поскорее спустимся, пока солнце не поднялось высоко, – сказал Лукас. – Никто не должен знать, что мы уходили из башни.
– Сними плащ, он до того выцвел, что маячит белым пятном.
– А у тебя яркий шарф.
– У меня хоть кожа темная, а вот вы бледнолицые…
– Не болтай глупостей, поторопись.
Они спрятали слишком заметную одежду под камень, чтобы ветер не унес, потом проворно скатились вниз. Солнце освещало вмятину в полдень, а сейчас здесь темно как ночью, так что Эма и Лукас проскользнули тенями в тени, всплеском свозь плеск речной воды о камни. Пробрались между старых узловатых яблонь, обогнули холм с кустарником и влезли внутрь башни через заднее окно.
В кухне вкусно пахло печеными яблоками. Восьмиугольник, голые стены, ничего лишнего, только самое необходимое: причудливая коряга вместо вешалки, стол из пня, каменная раковина и три стула с прямыми спинками: два для хозяев, один для гитары. В найденном на помойке пузатом комоде, источенном жучком, расставлена кухонная утварь и серебряные приборы, подаренные Эме в день отъезда. Еще два оловянных кувшина – Марго отдала их добровольно. И коробка с чаем – Теодорус расстался с ней скрепя сердце. А также коллекция деревянных ложек, выточенных Лукасом. Рядом большая корзина с яблоками, кореньями, орехами и диким миндалем. В другой – пряжа, еще не ставшая шерстью. На каминной полке лежали белые камешки в память о летнем купанье, книга, которую дала почитать Венди, три свечи, два фонаря и перочинный нож.
Эма опустилась на стул.
– Наконец-то!
Лукас в задумчивости шевелил угли, оживляя огонь в очаге. Потом выпрямился, потирая бока.
– Вода вскипела. Чаю хочешь?
– Какой чай, Лукас? Все внутренности скрутило, я и капли не проглочу.
– Тем более, выпьем чаю. Мы сейчас не можем лечь спать. Пусть они сначала убедятся, что мы носа не высовывали из нашей вмятины с прошлой зимы.
– А куры откуда взялись? Мы их из камешков высидели? А башня? Подновилась сама собой? Кирпичик к кирпичику!
– Кто-то помогал нам, это очевидно. Однако сами мы никуда не выходим. На каменной скале не найдешь следов. Южная дорога заросла колючками, будто ее никогда и не было. И с тебя взять нечего, ты же у нас безумная, совсем с головой не дружишь.
– Ну ты и льстец!
– Куда деваться! Этого у меня не отнять.
Лукас смешал мяту с шалфеем и добавил щепотку чая, чтобы напиток стал крепче и ароматней. Времена кофе и шоколада давно прошли. Эма разрезала два яблока на четвертинки и намазала маслом желтый хлеб из молотой кукурузы, которой раньше кормили только кур и уток. Хлеб принесла одна женщина. Она пришла в больницу с больным сыном, а домой вернулась одна. Воспаление легких. Он спал теперь на кладбище, где гулял ветер и где нет надгробных камней. Масло – дар фермера из угодий Морвана-младшего, заядлого тебеиста. Все, что мог урвать у графа, он отправлял заговорщикам. Брюно изобрел собственную систему перераспределения благ.
– Неужели масло еще осталось? – удивился Лукас, садясь за стол.
– Припрятала. Ты же его ложкой ешь, я тебя застукала.
– Слишком проголодался.
– Ты всегда голодный, вон какой вымахал.
– Разве я виноват?
– На, держи.
Эма протянула Лукасу половину своего куска.
– Ешь сама, Эма, ты такая худющая!
– Разве я виновата?
– Нет, виноват Жакар. Вот бы тебя подкормить! Завести здесь корову…
– Послушай, Лукас, хоть я и худая, свекольники все равно поймут, что мы живы-здоровы, и в одну прекрасную ночь подстерегут нас в больнице.
– Мы там больше не покажемся, само собой. Иначе они нас выследят, и мы всех погубим.
– Ты серьезно? Больница – твое детище, без тебя там не обойдутся. Она нужна людям!
– Лечим скверно, ни шатко ни валко.
– Ты всегда собой недоволен, Корбьер, а то я тебя не знаю… Давай, придумай что-нибудь, да побыстрей. Нужен план спасения. Как только свекольники отважатся промочить ноги, времени на раздумья не останется. Ищи решение, у тебя всего десять минут!