Отвага

Оцепеневший Саша встрепенулся. Вода! Неужели он сейчас напьется? Скорее! Скорее же! Для него каждый миг ожидания мучителен… И вдруг, перебивая это страстное желание напиться, где-то внутри его почти непроизвольно возник протест. От внезапно охватившего волнения у него даже застучало в висках. Пользоваться милостью этих людей? После всего, что случилось? Да ни за что на свете! Пусть он лежит перед ними, избитый, беспомощный, но это вовсе не значит, что им удалось сломить его. Умирать будет от жажды, но воды от них не примет. Эта мысль придала ему силы. А чтобы внезапно не ослабеть, он про себя начал повторять: «Я не хочу пить. Я не хочу…» Открыв фляжку, Нигмат приложил ее к Сашиному рту. Саша поспешно сжал воспаленные губы. Вода потекла по подбородку и щекам.

— Что же ты? — удивился Нигмат. — Это вода. Понимаешь, вода! Пей!

С полнейшим равнодушием Саша отвернулся. Самое удивительное для него самого было то, что в этот момент он и в самом деле не испытывал ни малейшей жажды.

Недоумевающий Нигмат вновь приложил фляжку к его губам, но Саша, до боли стиснув зубы, замотал головой, и драгоценная влага опять пролилась мимо. Нигмат вопросительно посмотрел на брата:

— Не хочет?

— Слишком гордый! — презрительно сказал Сабир. — Пить-то он хочет, двое суток здесь без воды валяется, да — не желает! Дескать, плевать я на вас хотел, ничем вы меня не возьмете! Ну и черт с ним! Пусть ему будет хуже. Ладно, хватит возиться с этой мразью! Идем отсюда!

Резко повернулся и первым начал подниматься по лестнице, унося догорающую головешку. Нигмат поднялся, горестно развел руками, как бы говоря: а что здесь я могу поделать? — и шаркающей походкой последовал за ним. Вокруг Саши вновь сгустилась тьма. Как сквозь сон, слышал он разговор поднимающихся по лестнице братьев:

— Зачем он тебе нужен, Сабир?

— На всякий случай.

— Какой случай?

— Время покажет. Если они и в самом деле приехали по хозяйственным делам, тогда отпущу этого щенка на все четыре стороны. А если…

— Об одном тебя, Сабир, прошу: не бей его больше!

— Да я его пальцем не трону! Охота мне связываться с ним. Зачем марать руки, когда есть другое, более надежное средство!

* * *

Утром, когда в его обиталище неохотно вполз дневной свет, неподалеку от себя Саша увидел веревку. Небрежно брошенная, она валялась в темном углу. Откуда здесь появилась веревка? Может, заходившие ночью Сабир и Нигмат обронили? Впрочем, какая разница! Они обронили или кто другой — не все ли равно. Утомленный мозг работал вяло. Не хотелось ни о чем думать. После ночной вспышки энергии, позволившей ему, несмотря на смертельную жажду, отказаться от воды — сейчас, надо признаться, он жалел об этом, — он чувствовал, как им постепенно овладевает тупое равнодушие ко всему на свете, в том числе и к своей собственной судьбе…

И вдруг ему показалось, что веревка шевельнулась. Впрочем, он тут же приписал это своему расстроенному воображению. Ничего удивительного, скоро ему и не такое будет чудиться. Надо постараться взять себя в руки. Он и без того наделал много глупостей, за которые приходится так горько расплачиваться… Но веревка вновь сдвинулась и на этот раз совершенно отчетливо — сомнений быть не могло — начала медленно расправляться в длину. Вслед за этим донеслось шипение, заставившее Сашу содрогнуться.

«Гюрза!»

В самом деле, это была она, страшная змея пустыни, ее серое гибкое тело плавно, с какой-то особенной грациозностью разворачивалось на его глазах. Саша инстинктивно задергался в разные стороны, но стягивавшие его веревки только глубже впились в руки и ноги. Нет, не вырвешься — Сабир спеленал его крепко. Поняв тщетность своих усилий, он замер, не спуская глаз с гюрзы в слепой надежде, что, может, она не обратит на него внимания. Но откуда здесь появилась гюрза? Случайно заползла? Так оно, наверное, и есть — места-то змеиные. И вдруг его обожгло воспоминание об одной фразе, произнесенной вчера Сабиром Гарифулиным в разговоре с братом: «Зачем марать себе руки, когда есть другое, более надежное средство!» Как же он сразу об этом не догадался? Однажды Сабир уже использовал в качестве орудия преступления гюрзу, расправившись с ее помощью со змееловом Рустамом, который ему чем-то не угодил. И таким же коварным способом, видимо, решил убрать с дороги его, Сашу. Вот она — смерть. Всего в каких-то двух шагах. Теперь ближе. Еще ближе. Ах, если бы не эти проклятые веревки — он мог бы убежать или, на худой конец, попытаться схватить ее так, чтобы она не смогла пустить в ход свои страшные зубы. Что делать? Нельзя же вот так безропотно ждать своего конца! Может, пока не поздно, позвать на помощь? Кого? Сабира Гарифулина? Он, конечно, придет и, присев вон на тех ступеньках, с ухмылкой будет наблюдать, как змея укусит его, связанного и беспомощного, как потом в страшных муках будет умирать он от змеиного яда. Нигматулла, тот не в счет — не посмеет вмешаться. Нет, он, Саша, не доставит Сабиру Гарифулину такого удовольствия. Зубами будет скрипеть, перетерпит что угодно, но даже звука не издаст…