– Вот, это поможет почувствовать себя лучше, – резкий глубокий голос вывел ее из оцепенения.
Она открыла глаза и увидела тарелку, а на ней – неумело отрезанный кусок хлеба и холодное мясо. Замечательное зрелище. Она быстро посмотрела на мужчину, что высился над ней, и улыбнулась.
– О, большое спасибо. Очень любезно с вашей стороны, – сказала Кейт и, покраснев, добавила: – Боюсь, от бренди у меня сильно кружится голова.
Она осторожно приступила к еде, вынуждая себя есть крошечными кусочками, жуя медленно и изящно.
Джек наблюдал за ней, по-прежнему находясь под впечатлением от ее ослепительной улыбки. Он понимал, что равнодушие девушки к еде – напускное, на самом деле, она ужасно голодна. Впрочем, кто он такой, чтобы придираться к гордости? Но она определенно загадочная особа, с этой ее гордостью и жалкой одежонкой.
– Вот дьявол, кто же вы?
Внезапный вопрос вырвал Кейт из состояния восторга, в котором она пребывала, впервые за несколько дней наслаждаясь едой.
– Я – Кейт Фарли, – она вернулась к тарелке с мясом.
– И кем же является Кейт Фарли, когда она дома?
Кейт обдумывала ответ, пока жевала. Кто же теперь Кейт Фарли? Она больше не дочь преподобного мистера Фарли и не сестра Бенджамина и Джереми Фарли. И уж точно, она больше не невеста Гарри Ланздауна. И у нее нет дома.
– Полагаю, совсем никто, – попыталась как можно легкомысленнее ответить Кейт, но ничегошеньки у нее не вышло.
– Бросьте свои игры, – взгляд мужчины снова стал угрюмым. – Кто вы и что здесь делаете? Я знаю, что вы приехали с моей бабушкой.
Его бабушкой? Так значит, это и есть хозяин дома, мистер Джек Карстерз. Еда сотворила чудеса с ее настроением. Она почувствовала себя намного лучше. Кейт почти улыбалась в ответ на его обиженный тон. Он, по всей видимости, считал ее нежеланной гостьей. Что ж, приехала она без спросу.
– О, не стоит меня в этом обвинять. – Она изящно слизала последнюю крошку с губ. – В конце концов, не я выбирала, куда мне ехать.
– Почему? Что, черт возьми, вы под этим подразумеваете? – Он нахмурился, наблюдая за движением розового язычка. – Кем вы приходитесь моей бабушке? Каково ваше положение?
Каково ее положение? Жертва похищения? Объект благотворительности? Дочь фиктивной крестницы? Ни одно из определений не порадует безумно любящего внука. Более того, будет крайне неблагодарно огорчать человека, накормившего ее восхитительной едой, называя его родственницу похитительницей. Хотя соблазн очень велик.
– Я не совсем уверена, что могу ответить на этот вопрос. Вы должны сами спросить у леди Кейхилл. – Кейт поднялась с дивана. – Большое спасибо за ваше гостеприимство, сэр. Еда была великолепной, а я ужасно проголодалась за время поездки.
Она сделала пару шагов к двери и остановилась в нерешительности, запоздало понимая, что не знает, куда идти.
– Будьте любезны, скажите, где я могу переночевать?
– Какого дьявола я должен знать? – рявкнул хозяин дома. – Мне даже неизвестно, кто вы, так почему меня должно заботить, где вы будете спать?
«Грубость, очевидно, их фамильная черта», – решила Кейт. А не все ли равно? Сытая, она была готова примириться с целым миром. Она и без помощи хозяина найдет себе постель – надо уж совсем туго соображать, чтобы не отыскать кровать в одном, не таком уж огромном английском загородном доме, когда в любом уголке Испании и Португалии ей всегда удавалось найти место для постоя.
– Прекрасно, сэр, тогда я желаю вам спокойной ночи. Еще раз благодарю за радуш… – она запнулась, затем язвительно поправилась: -…за еду.
И Кейт решительным шагом начала подниматься по ступеням. На полпути ее колени подогнулись.
– Черт возьми!
Джек неуклюже подскочил к лестнице и поймал Кейт себе на грудь: она вот уже второй раз за вечер упала в обморок. Он отнес ее в ближайшую спальню и осторожно положил на кровать. Потом долго стоял и смотрел на нее. Вот дьявольщина, кто же она?
В мягком свете свечи он внимательно разглядывал лежащую без сознания девушку. Она была худой, очень худой. Прозрачная, тонкая кожа сильно обтягивала скулы, ниже виднелись впалые щеки. Его взгляд задержался на гладком плече, которое по-детски съежилось от ночного холода, так как с него соскользнул ворот потрепанного, чересчур свободного платья. Не случись ему смотреть в окно, когда она упала в обморок, – лежать ей до сих пор без сознания на дороге. А ночью на улице леденящий холод. Она, как пить дать, не выжила бы.
Сегодня вечером ответов ему не получить. Лучше всего уложить девушку в кровать и удалиться. Он наклонился и снял с нее ботинки, после чего остановился в нерешительности. Он был уверен, что надо ослабить корсет, но насколько это совместимо с благопристойностью? Его рот скривился. Благопристойность! Находиться в спальне девушки – уже довольно непристойно. Он пожал плечами и склонился над лежащей навзничь фигуркой, осторожно ища на талии шнурки корсета. Боже, да девчонка тонка сама по себе! Он с облегчением убедился, что корсета она не носит, поскольку в том не было нужды, вероятно, его не сыскать и в ее гардеробе.