Отважные (Сборник)

Анищенко положил на стол фотоаппарат, треногу, пакет с вещами, отобранными у Якушкина при личном обыске, быстро развязал ему руки и вышел из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь. Несмотря на приглашение сесть, Якушкин продолжал стоять, растирая затекшие ладони. Во всем его облике была такая растерянность и пришибленность, что Стремянной невольно подумал - не ошибся ли Воронцов? Ничего опасного, казалось, не было в этом узкоплечем, старом человеке.

- Что же это такое, товарищ Воронцов? - жалобно спросил Якушкин. - Хватают! И все это за то, что я преданно разыскивал картины? И разыскал их… Не так ли? И не я ли помог разоблачению предателей? - Он повернулся к Стремянному. - А вот вы, товарищ начальник, вы же видели, как я бургомистра опознал? Так за что?… За что?…

Якушкин закрыл лицо руками и так стоял несколько секунд, словно стремясь справиться с охватившим его отчаянием.

- Садитесь!.. Садитесь, Якушкин!.. - сказал Воронцов. - Сейчас мы разберемся, допущена ошибка или нет…

Якушкин покорно подсел к столу, положив руки на колени и всем своим видом показывая, что готов помочь разобраться в этом горестном недоразумении.

- Вот что, Якушкин, от вас зависит очень многое… Во-первых, ваша собственная судьба. Поэтому отвечайте на вопросы правдиво, - сказал Воронцов, придвигая к себе поближе пакет с отобранными у арестованного вещами. - Где вас обыскивали?

- В комнате при выходе.

- Вы все отдали?

- Все.

- Ну, посмотрим, что у вас…

Майор развернул газету, и Стремянной увидел смятый носовой платок, связку ключей, очевидно от дома, где жил Якушкин, сломанный перочинный нож, монеты, несколько десятирублевых кредиток. Тут же были какие-то сильно истрепанные удостоверения, паспорт… В общем, как будто ничего интересного. Воронцов развернул платок, осмотрел его, отложил в сторону, затем пересчитал монеты, одну из них он задержал в руках, поболтал в воздухе связкой ключей - не выпадет ли что-нибудь из горловинок, мельком взглянул на удостоверения и паспорт.

Якушкин спокойно наблюдал за тем, как Воронцов перебирает немудреное содержимое его карманов.

- И не стыдно вашим людям так старого человека обижать! - сказал он, когда осмотр закончился и, по всей видимости, не дал Воронцову ничего существенного. - Ну зачем вам все это? Неужели уж я не могу иметь в кармане носовой платок и ключи от квартиры?

- Конечно, можете, - согласился Воронцов.

- Так верните мне все это!

- Подождите, подождите, не сейчас… - Воронцов отодвинул вещи на край стола. - Скажите, Якушкин, - неожиданно спросил он, - где вы жили до войны?

Якушкин несколько растерялся:

- Я?… До сорокового года я жил в Западной Белоруссии, в городе Лида.

- Так… А потом? Как вы оказались в этом городе?

Якушкин подался вперед и горячо заговорил:

- Видите ли, при Пилсудском я очень нуждался. Много лет голодал. Когда стало возможно вернуться в Россию, я, одинокий старый человек, решил поехать в один из маленьких степных городков, где много вишен, приволье, покой, и дожить здесь свои последние дни…

- Хорошо, - сказал Воронцов. - Складно у вас получилось, даже как-то поэтично… - Он оперся локтями о стол и подался грудью вперед. - А вот скажите, Якушкин, как к вам попали картины? Где вы их нашли?

Якушкин удивленно пожал плечами:

- Все искали, и я искал… Только, очевидно, я искал более удачливо, чем другие… А нашел я их в подвале гестапо - под нарами… Меня туда ребята из детского дома затащили показать стену с надписями погибших. Вот я случайно и обнаружил…

Воронцов взглянул на Стремянного и усмехнулся краешком губ, как бы призывая внимательно следить за ходом допроса. Стремянной все это время внимательно наблюдал за Якушкиным и заметил, что за его внешним спокойствием кроется настороженность.

- Значит, все искали, и вы искали, - сказал Воронцов. - Хорошо. - Он вдруг встал и, обойдя вокруг стола, сел напротив Якушкина. - А если я вам скажу, что картины вы взяли не в подвале гестапо, а в элеваторе?… В тот самый вечер, когда там были ребята из детского дома, вы тоже побывали в этом подвале и забрали картины, которые из машины перетащил туда Курт Мейер. Это было самое ценное из того, что он, раненный, мог унести с собой. Что бы вы на это ответили?

Якушкин пожал плечами:

- Это уж вы совсем зря! Ни в каком элеваторе я не был… Правда, я встретил на дороге ребят, они мне рассказали о своем походе, но я не был… И зачем мне туда идти?…

- Мы не дети, - строго сказал Воронцов. - В ту же ночь вы перенесли картины в одно укромное место, а затем решили их найти… Сделать подарок советской власти!.. И могу вам сказать точно: до последнего дня их не было в подвале гестапо…

- Ну, а где они были раньше, мне неизвестно, - сказал Якушкин. - Где я их нашел, там и нашел.

Воронцов опять подался вперед:

- Хорошо. А зачем вы, Якушкин, соскребли под нарами имя предателя? Помните, там написано «Опасайтесь»… Это слово вы оставили, а вот имя стерли…

- Я ничего не стирал… Ничего не знаю… Какая надпись?… Какое имя?…

Воронцов придвинул к себе газету с вещами и вытащил из нее нож со сломанным лезвием.

- Где вы сломали этот нож, Якушкин?