Отважный капитан

Тем временем капитан Мамарчев, дружески взяв под руку бая Велчо, повел его в дом. Чтобы не наследить на пестрых ковриках, дюжий тырновец снял свои туфли и в ноговицах вошел в просторную комнату для гостей. Вдоль стен стояли миндеры с мягкими подушками, на полках сверкали глазированные миски, блестели луженые противни и узорчатая баклага, полная красного вина, доставленного из дальних мест старой Болгарии.

— Милости просим, бай Велчо! Располагайся как дома и отдыхай после долгой дороги — небось очень устал? — сказал Мамарчев, указывая гостю на миндеры.

— Устал — что и говорить! Месяц, как я из Тырнова. Такая у нас работа. Случается так, что по три месяца дома не бываем… Сегодня тут, завтра там; глядишь — месяц и прошел.

Достав большой красный платок, Велчо вытер вспотевшее лицо. Капитан Мамарчев все еще глядел на него с удивлением.

— Рада, — обратился он к жене, — принеси-ка воды помыть руки.

Рада принесла таз и стала ковшиком поливать гостю на руки. Затем подала ему белое с каемкой полотенце. Бай Велчо вытер руки и, поблагодарив, вздохнул с облегчением.

— Ну, как вам тут живется? — спросил он, косо глядя па капитана. — Ладите с турком?

— С ним нам никогда не поладить, бай Велчо. Пока он хозяин, а мы рабы, нам не понять друг друга.

— Верно.

Бай Велчо поглядел на улицу, где все еще галдела детвора, и задумчиво сказал:

— С турком каши не сваришь. Добром нам не понять друг друга, и надо бы обмозговать, как нам быть дальше, учитывая, что он маленько поджал хвост.

Бай Велчо замолчал, как бы обдумывая сказанное, но, встретив дружелюбный взгляд Мамарчева, заговорил более откровенно:

— Я нарочно приехал из Тырнова, чтоб потолковать с тобой об этом. Слышал я и про Грецию — про то, что ты воевал в армии Ипсиланти. Пережили мы и войну двадцать девятого года. Все ждали, что наступят какие-то перемены, да ничего не вышло! Сидел я, сидел, и вот решил поехать узнать, что думает Георгий. Он с русским командованием на короткой ноге и лучше знает, что к чему, лучше разбирается в политике. Авось что-нибудь выведаю.

— Политика нынче не в нашу пользу, бай Велчо.

— Верно, верно.

— Ты ведь не раз слышал пословицу: на бога надейся, а сам не плошай. Если мы сами не возьмемся за дело засучив рукава, никто о нас не позаботится.

— Так, так, капитан. На манну небесную рассчитывать не приходится.

Бай Велчо вздохнул. Помолчав немного, он начал рассказывать, какие беды приходится терпеть народу там, в Тырновском крае, и в прочих городах и селах, по которым только что проезжал.

— С поборами, с десятиной мы уж как-то примирились, — продолжал бай Велчо, — а вот к их зверствам да жестокостям никак не привыкнем. Стоит им только остановиться в каком-нибудь доме — и сожрут все, и тебя изобьют, и женщин осрамят.

Мамарчев слушал его с мрачным видом.

— А ежели ты не угодил им, — добавил бай Велчо, — так и голову тебе отхватят, как цыпленку в Петров день.

— Постой-ка, бай Велчо, — прервал его капитан Мамарчев. — Ведь ходили слухи, будто поборы станут меньше? Все по-старому, да?

— От слов до, дела сто перегонов! И поборы те же, и откуп за воинскую повинность плати до семидесяти лет, а то и до гроба. И на местную управу давай, и натуральный налог, и барщину… Чего только не придумают! Месяц назад только из одного Тырнова угнали шестьдесят навьюченных лошадей, и не каких-нибудь, а ломовых. Чего только на них не грузили: и хлеб, и мясо, и рис, и соль, и восковые свечи, и ткани, и кожу… Все вымели подчистую, покарай их бог! Прошлым летом в Тырновском вилайете собрали всех девушек и угнали в самую Добруджу жать хлеб. Одни вернулись, а о других, смилуйся над ними господи, до сих пор ни слуху ни духу. Так никто и не знает, что с ними сталось.

— А что могло статься? — спросила Рада.

— Либо их поубивали, либо угнали в Анатолию на продажу.

Помолчав минуту, Велчо, доставая четки, продолжал:

— Куда ни кинешься, капитан, везде только плач, слезы. Душа разрывается, когда я вижу и слышу все это. Два месяца назад тырновский аянин[44] вызывает нас — меня и еще двоих торговцев — и говорит: соберите мне тридцать тысяч грошей, двадцать ок табака, сто пар царвулей и сто дюжин патронов… У меня важное государственное дело, и все это понадобится, а если мой приказ не будет выполнен, ни вам не уцелеть, ни вашему добру… Так и знайте. Грабят, браток, и по закону, и безо всякого закона. А их законы что паутина: шмель проскочит, а муха увязнет…

Пока Велчо с капитаном вели беседу, Рада принесла фляжку ракии, глубокую миску простокваши и деревянные ложки, чтобы они могли перекусить, пока готовится обед.

А когда настало время садиться за стол, хозяйка, поклонившись гостю, снова поднесла таз и ковшик. Бай Велчо еще раз сполоснул руки и вытер их каемчатым полотенцем. Все угощения были уже на столе. Велчо уселся поудобней, оперся спиной на подушку, кивнул слуге, чтобы он тоже садился, и, трижды перекрестившись, начал есть.

Во время и после обеда бай Велчо и капитан Мамарчев продолжали начатую беседу. Оба они сошлись на том, что надо что-то делать. Но что именно, ни тот ни другой сказать не мог.