Отверженная

— Признание в любви не может быть дешевым. — немного обидевшись, грубо выпалила я, заставляя Максима тут же повернуться ко мне и внимательно заглянуть в глаза. Теперь я могла рассмотреть их так, как никогда ранее: карие, глубокие и такие осторожные, не кричащие, заставляющие тонуть в безграничном омуте.

— Признание может быть дешевым, если он сделано не ради любви, а ради широкого жеста. — вкрадчиво протянул мужчина, а затем медленно облизнув губы, с интересом спросил: — Ты на самом деле считаешь, что этот парень любит тебя? Не думай, что я смеюсь или издеваюсь. Просто любопытно.

Равнодушно пожав плечами, я откинулась на спинку и прикрыв глаза от усталости, едва внятно промямлила:

— Каждый хочет, чтобы его любили. Не потому что человек хороший, веселый и тому подобное… А просто так. Обнимали, целовали, признавались в любви и не боялись сказать всему свету: это моя девушка.

— Хм… Интересно. По-твоему, любовь выражается в словах и тактильном контакте? — немного хрипло спросил Абрамов. Я едва не замурчала от низких, хрипловатых и таких обволакивающих ноток в его голосе. Они расслабляли, не хуже антидепрессантов.

— Нет, конечно, нет!.. — мне почему-то до жути не хотелось, чтобы Максим не считал меня пустой и ограниченной. Не на долго задумавшись, я объяснила свои эмоции так, как была способна в данном состоянии: — Когда тебе плохо, кто-то должен спросить, как дела, выпытать правдивый ответ, принести плед и выслушать даже самые "неинтересные" истерики. Когда тебе хорошо, кто-то должен разделить с тобой бутылку вину, искренне порадоваться и пожелать счастья. И, пожалуй, когда ты потерян, кто-то должен взвалить ношу принятия решения на себя и, возможно против воли, поставить на путь истинный. Это любовь: защита, бережность, уважение, ответственность.

Абрамов долго не отвечал, а я погрузилась в свои мысли, только спустя пару минут поняв, что молчание затянулась. Резко распахнув глаза, я увидела, как Максим в упор рассматривает меня. Я не могла дать обозначение этому взгляду, ведь раньше ничего подобного не встречала. Интерес, быть может? Но его омуты снова захватили меня в плен, перекрывая дыхание и способность соображать здраво.

— Ты не обычная девочка. Не могу сказать, что не так, но теперь понимаю… — одними губами прошептал Максим, не моргая.

— Понимаешь?.. Что именно?

— Понимаю, почему мой брат так на тебе помешался. Ты… ты словно какой-то китайский ребус, который хочешь по скорее разгадать, с диким, почти детским азартом. — одухотворенно протараторил он, а затем осекся, увидев легкое недоумение в моих глазах. — В любом случае, я хочу, чтобы ты помнила одно… Я всегда готов тебя выслушать. Если что — ты знаешь, к кому идти. По любому вопросу! У меня есть влияние на Шакала, хоть и не большое… Ладно?

Замешкавшись, я вдруг напряглась. Как так получилось, что уже долгие пол часа я разглагольствую на тему любви и семейных ценностей с почти незнакомым мужчиной? На энергетическом уровне я не ощущала опасности от Максима Абрамова, но не хотела сближаться с ним, или даже дружить.

Он — брат моего врага. А это лишний риск и опасность. Так что мило улыбнувшись, я медленно сползла со стула, стараясь не коснуться мужчины и отошла на пару шагов.

— Было приятно пообщаться. Но если у меня что-то случиться, я обращусь к близким. — быстро развернувшись, не дала мужчине даже шанса ответить. Ноги сами несли меня прочь из душного, затхлого помещения на свежий воздух.

В этот раз никто не пытался меня остановить. Охрана будто испарилась и это было только на руку. В университете словно закончился кислород и легкие жгло, голова кружилась, а ноги заплетались. Помню, как буквально перевалилась через турникет, в глазах все темнело, а руки тряслись, словно в припадке эпилепсии.

Бабье лето на дворе радовала остатками теплого солнца и высокой температурой, создавая слабый контраст между душными коридорами и улицей.

Медленно спускаясь по перилам вниз, я молила лишь об одном: не встретить Шакалова. Шанс вернуться в свою маленькую улитку и пересидеть там хотя бы день в спокойствие манил так сильно, что силы брались непонятно откуда. Правду говорят — перед смертью не надышишься.

Внезапно кто-то схватил меня за руку, вынуждая остановится. Но не успела я повернуться, как мужчина уже поднял меня на руку, таким образом ускоряя передвижение.

— Тебе плохо. — констатировал Шакалов, не давая сказать и слова. Я была так слаба, что не смогла даже ударить его, протестовать или что-то сделать. Новый приступ тошноты и головокружение, заставил дезориентироваться и сжаться, ожидая, когда все пройдет. — Только не говори, что для тебя нормально постоянная рвота и головокружения, вплоть до обморока.

— Я не упала в обморок. — собрав остатки силы в кулак, выдохнула я.

— Только потому, что я вовремя схватил тебя за руку, Черничка. — немного нервно съязвил Шакалов, а затем снова вернулся к привычному холодному тону: — Мы поедем в больницу прямо сейчас. Нет смысла ждать окончания концерта.

— Но… все ведь так готовились!