Не прошло и десяти минут, как дедушка Фошлеван, бубенчик которого обращал в бегство встречавшихся на его пути монахинь, уже тихонько стучался в дверь, и тихий голос ответил ему: "Во веки веков", что означало: "Войдите".
Дверь вела в приемную, отведенную для разговоров с садовником по делам его службы. Приемная примыкала к залу заседаний капитула. На единственном, стоявшем в приемной стуле настоятельница ожидала Фошлевана.
Глава вторая
ФОШЛЕВАН В ЗАТРУДНИТЕЛЬНОМ ПОЛОЖЕНИИ
При некоторых критических обстоятельствах людям с определенным характером и определенной профессии свойственно принимать взволнованный и вместе с тем значительный вид - особенно священникам и монахам. В ту минуту, когда вошел Фошлеван, именно такое двойственное выражение озабоченности можно было прочесть на лице настоятельницы - некогда очаровательной и просвещенной мадмуазель Блемер, а ныне матери Непорочность, обычно жизнерадостной.
Садовник остановился на пороге кельи и робко поклонился. Перебиравшая четки настоятельница взглянула на него и спросила:
- А, это вы, дедушка Фован?
Этим сокращенным именем принято было называть его в монастыре.
Фошлеван снова поклонился.
- Дедушка Фован! Я велела позвать вас.
- Вот я, матушка, и пришел.
- Мне нужно с вами поговорить.
- И мне нужно с вами поговорить, -сам испугавшись своей дерзости, сказал Фошлеван.- Мне тоже надо кое-что сказать вам, матушка.
Настоятельница поглядела на него.
- Вы хотите сообщить мне что-то?
- Нет, попросить.
- Хорошо, говорите.
Старик Фошлеван, бывший письмоводитель, принадлежал к тому типу крестьян, которые не лишены самоуверенности. Невежество, приправленное хитрецой, -сила; его не боятся и потому на эту удочку попадаются. Прожив два с лишним года в монастыре, Фошлеван добился признания. Если не считать работы в саду, ему, в постоянном его одиночестве, ничего не оставалось делать, как всюду совать свой нос. Держась на расстоянии от закутанных в монашеские покрывала женщин, сновавших взад и вперед, Фошлеван сначала видел перед собой мелькание теней. Наблюдательность и проницательность помогли ему в конце концов облечь эти призраки в плоть и кровь, и все эти мертвецы ожили для него. Он был словно глухой, глаза которого приобрели дальнозоркость, или слепой, слух которого обострился. Он старался разобраться в значении всех разновидностей колокольного звона и преуспел в этом настолько, что загадочная и молчаливая обитель уже не таила в себе для него ничего непонятного. Этот сфинкс выбалтывал ему на ухо все свои тайны. Фошлеван все знал и молчал. В этом заключалось его искусство. В монастыре все считали его дурачком. Это большое достоинство в глазах религии. Матери -изборщицы дорожили Фошлеваном. Это был удивительный немой. Он внушал доверие. Кроме того, он знал свое место и выходил из сторожки, только когда необходимость требовала его присутствия в огороде либо в саду. Тактичность была ему поставлена в заслугу. Тем не менее Фошлеван заставлял все ему выбалтывать двух человек: в монастыре привратника, и потому он знал подробности всего, что происходило в приемной, а на кладбище-могильщика, и потому он знал все обстоятельства похорон. Так он получал двоякого рода сведения о монахинях: одни проливали свет на их жизнь, другие - на их смерть. Но он ничем не злоупотреблял. Община ценила его. Старый, хромой, решительно ничего и ни в чем не смыслящий, без сомнения глуховатый - сколько достоинств! Заменить его было бы трудно.
С уверенностью человека, знающего себе цену, старик обратился к почтенной настоятельнице с глубокомысленной и по-деревенски многословной речью. Он долго говорил о своем возрасте, о своих недугах, о бремени лет, усиливающемся по мере того, как ему все труднее становится работать, о том, как велик сад, и о том, что он не спит по ночам, - к примеру, прошлую ночь, когда ему из-за того, что светила луна, пришлось накрывать соломенными матами дыни, и в конце концов договорился вот до чего: у него есть брат (настоятельница сделала движение), брат не молодой (на этот раз настоятельница сделала более спокойное движение), и если угодно, брат мог бы поселиться с ним и помогать ему; это превосходный садовник, для общины он будет очень полезен, полезнее, чем сам Фошлеван; если же монахини взять брата не согласятся, то он, Фошлеван -старший, чувствуя упадок сил и видя, что ему не справиться с работой, вынужден будет, как это ни обидно, уйти; потом, у брата есть дочка, которую он привел бы с собой, девочка выросла бы здесь в страхе божьем и, как знать, может статься, в один прекрасный день постриглась бы в монахини.
Когда он умолк, настоятельница перестала перебирать четки.
- Вы можете сегодня, до вечера, раздобыть крепкий железный брус? спросила она.
- Для чего?
- Чтобы можно было употребить его вместо рычага.
- Найду, матушка, - сказал Фошлеван.
Настоятельница встала и удалилась в соседние покои -в зал заседаний капитула, где, по всей вероятности, уже собрались матери -изборщнцы. Фошлеван остался один.
Глава третья
МАТЬ НЕПОРОЧНОСТЬ