Ответ

Девушка покачала головой. — И этого он не говорил!

— И подобного этому не говорил?

— Именно.

— Вы решительно утверждаете это?

— Да.

Продекан пожал плечами. — Дальше! Профессор Фаркаш проводил якобы параллель между богом и асимметрическим атомом углерода, а также призывал вас сделать между тем и другим выбор.

Девушка погрузилась в размышления; она склонила голову набок и большими серьезными глазами следила за какою-то мыслью, как будто невидимо клубившейся за спиной продекана. Мысль эта была, кажется, приятна, ибо мгновение спустя зажгла в глазах студентки маленькие искорки, отразилась в уголках губ, в ямочках на щеках. Она опустила глаза. — Я и этого не помню, господин профессор.

— Чему вы смеетесь, сударыня? — удивился продекан.

Девушка широко раскрыла большие глаза и серьезно, почтительно устремила их на продекана. — Я уже не смеюсь, господин профессор.

— Что вас рассмешило? — сухо спросил продекан.

— Параллель эта, — ответила девушка. И громко рассмеялась, прикрывая рот обоими кулачками, из-за которых виднелись только кончик носа да большие черные глаза. Смеялись и худенькие ее плечи, и ямочки ключиц возле шеи, смеялись даже пальцы ног, спрятанные в туфлях. — Параллель между богом и асимметрическим атомом углерода, — пояснила она из-за стиснутых кулачков, все еще негромко смеясь. — Простите меня, пожалуйста, господин профессор, но ведь это так смешно!

— Вы, следовательно, не припоминаете, подобного утверждения профессора Фаркаша?

— Не припоминаю, — сказала девушка. — Господин профессор Фаркаш не мог сказать подобную глупость. — Продекан пристально посмотрел на нее. — Что мог и чего не мог он сказать, сударыня, судить предоставляется не вам. Вам надлежит сообщить лишь о том, что говорил или не говорил профессор Фаркаш. Вы по-прежнему уверены, что подобных заявлений с его стороны не припоминаете?

Девушка кивнула.

— Спрашиваю еще раз, — сказал продекан. — Вы утверждаете и настаиваете, что ни одно из цитированных мною высказываний не имело места?

— Настаиваю. — Даже в том случае, — усмехнулся продекан, — если я открою вам, что сам профессор Фаркаш их не отрицает? — Лицо и шея Юлии Надь порозовели, глаза распахнулись еще шире. — Этого не может быть, — сказала она, с трудом переводя дух, — не может быть. Разве что профессор Фаркаш не стал оспаривать обвинений из гордости. Я все равно не отказываюсь от своих утверждений, господин профессор! — Будьте любезны подождать за дверью, — распорядился продекан, — вы можете еще понадобиться.

Выходя из кабинета, Юлия Надь обдумывала свое положение: если сейчас она будет уличена, учению в университете конец. Возможны были два варианта: первый — продекан просто брал ее на пушку, чтобы она сбилась и отказалась от своих слов; второй — профессор Фаркаш был допрошен предварительно и, без сомнения, подтвердил верность цитат.

Если так, ее вышвырнут из университета. Юлия Надь вышла в коридор, ясно понимая, что произошло; сильно побледнев и закусив губу, она бросила сердитый взгляд на шагавшего ей навстречу витязя Тибольда Бешшенеи, утерла кончиком пальца выступившую в уголке глаза слезинку и подвела итог своим размышлениям: она не жалела о совершенном поступке.

На голове Тибольда Бешшенеи, второго свидетеля, высился белый тюрбан из бинтов: третьего дня во время демонстрации рабочие основательно избили его в ответ на несколько наглых чванливых замечаний. Избиение нанесло урон не только здоровью витязя, но травмировало также его мужское достоинство, внесло поправки в мировоззрение, даже притупило как будто и память. На вопросы продекана он отвечал крайне неуверенно, ощущая себя между двух огней: если он выступит с обвинениями в адрес профессора Фаркаша, тот, чего доброго, отдубасит его за это, ведь человек-то он поистине бешеный, а если станет оспаривать утверждения Кальмана Т. Ковача, то будет поколочен хунгаристами, невзирая на уже приобретенные увечья — плату за патриотический пыл. Ни то, ни другое витязя не привлекало, его нервы и сегодня еще трепетали от позавчерашней взбучки. Поэтому он ничего не помнил, вернее, все помнил плохо. Однако после часа напряженных усилий продекану теологического факультета удалось все-таки пробудить в травмированной голове студента-философа несколько более или менее определенных воспоминаний. Он снова пригласил Юлию Надь.

— Я хотел бы, сударыня, как-то согласовать свидетельские показания вас обоих, — проговорил он сухим скрипучим голосом. — Возможно, вашу память несколько освежит то, что сообщает господин Бешшенеи, живой свидетель. Вы позволите отнять у вас еще немного времени?

— Пожалуйста, господин профессор, — прозвучал необычайно глубокий голос девушки, заново поражая уже отвыкшие было от него барабанные перепонки продекана.

— Господин Бешшенеи, — продолжал он, — отчетливо помнит заявление профессора Фаркаша о том, что порядок не столь интересен, как беспорядок.

Девушка уважительно окинула взглядом студента. — Это и я помню.