Ответ

От тополевой аллеи опять послышались шаги, голоса. Луиза поспешно обмахнула стул, подставляя соседке, метнулась к окну. По залитой солнцем, посыпанной гравием дорожке вдоль фасада виллы шло семейство Нейзелей — впереди выступали старики, за ними, то и дело останавливаясь и с задранными к небу головами следя за полетом гусиной стаи, рысцой бежало четверо детей. — Крестные твои со всем семейством! — обернувшись к кровати, воскликнула Луиза, и лицо ее загорелось радостью. Она сразу приметила сумку у тетушки Нейзель в руке — значит, насчет обеда можно не трепыхаться — и бросила взгляд на плиту, где пока что варилась только картошка да подогревалась вода. Женщины поцеловались, они не виделись с тех самых пор, как Йожи два года назад, еще когда работал с Балинтом на Киштарчайском вагоностроительном, привез их сюда на грузовике; правда, тогда они приехали еще в субботу и провели здесь все воскресенье. — Как живете-можете, Луйзика? — спросил Нейзель, под теплым солнышком сбросивший пиджак, оставшись в подтяжках; он с улыбкой потрепал молодую женщину по щеке, но по глазам нетрудно было угадать, что видит он только морщины, избороздившие ее лицо за минувшие два года. — А где Балинт?

— Хворает Балинт.

— Что с ним?

Луиза Кёпе потупилась. — Ему уже получшало. А совсем плох был, дядя Нейзель, я уж думала, помрет… Теперь-то ничего, подымется вскорости.

— Прежде времени встать не дозволяйте, Луйзика, — сказал Нейзель, — это ведь все одно, что неоконченную работу выпустить из рук. — Что ж это с пареньком приключилось? — спросила, входя, тетушка Нейзель. — В участке еще крепок был, как маковое зернышко.

— В участке? — так и замерла Луиза Кёпе.

— Не знали?

— А тебе лишь бы языком почесать! — проворчал Нейзель. — Могла бы, кажется, сообразить, что промолчит он, мать пугать не захочет. — Ну, коли и я была там с ним вместе, — возразила ему жена, — нет ему в том никакого позору. — Всех нас забрали в участок прямо с демонстрации, Луйзика, — пояснил Нейзель, — а наутро уж выпустили. Мы затем и приехали, поглядеть, не принял ли парнишка слишком близко к сердцу…

Луиза Кёпе спиной оперлась о кухонный стол. — Так вот за что его уволили?

— Уволили?

— Ясно, уволили! — воскликнула тетушка Нейзель, и ее мощные груди заволновались. — В такие времена живем, что все может случиться, только дурак и не видит этого. Ты тоже доиграешься, я давно уж твержу тебе, и что я тогда делать стану с четырьмя-то ребятишками…

— В церковь их поведешь, — сказал Нейзель.

Дети уже влетели в комнату, их веселые возгласы доносились на кухню, кружа вокруг радостных причитаний толстухи Браник как цыплята вокруг наседки. — Не приносим мы тебе счастья, Луйзика, — сказала тетушка Нейзель, приостановившись на пороге комнаты, и покачала головой. — Как ни приедем к тебе, непременно недоброе что-нибудь случается. И тогда, два года назад, — ты как раз к свадьбе готовилась, а Йожи в тот самый день и рассчитали, и Балинта тоже…

Тем временем из парка прибежали встречать гостей и девочки Кёпе, но не пошли через кухню, залезли в комнату через окно. Балинт с подушки радостно смотрел на входившего к нему крестного, на широко улыбающуюся из-за спины мужа тетушку Нейзель и польщенно краснел: на этот раз гости приехали ради него. Комната сразу наполнилась до отказа, сидели даже на подоконнике. Нейзель подошел к кровати, взял руку Балинта, нащупал пульс, сосчитал, поглядывая на серебряные карманные часы, потом заскорузлой ладонью ласково провел по лбу. — Жара у тебя нет, — сказал он.

Балинт улыбался ему во весь рот. — Вот хорошо-то, что приехали, крестный!

— А что место потерял, не бойся, — сказал Нейзель, и худое морщинистое лицо его стало добрым-предобрым. — Только честным будь, сынок, тогда и бояться нечего!

— Я не боюсь, крестный. — И Балинт упрямо качнул головой.

— Венгерский рабочий класс нынче потерпел поражение, — серьезно проговорил Нейзель, — но в конце концов он подымет голову. Если не сегодня, так завтра или пусть хоть через тридцать лет… А ты, как поправишься, приезжай ко мне, я тебя в Союз молодых рабочих запишу.

Тетушка Нейзель присела на край кровати и все пожимала, гладила руку Балинта большими толстыми ладонями. — Как встанешь, — говорила она, — тотчас же к нам, я тебе лапши с картошкой наварю, а на другой день напеку пирожков с вареньем. Любишь ведь, как и встарь?

Балинт горячо кивал ей. — Очень люблю!.. Скажите, крестный, вас из-за демонстрации не таскали?

— Обошлось, — ответил Нейзель.