Ответ

Эстер подняла на профессора холодноватые голубые глаза. Она еще за дверью поняла, что профессор изменил ей, когда же открыла дверь и, стоя на пороге, разглядела на его лице самый первый предательский ответ, то поняла и другое, чего не ожидала: на сей раз ей угрожает действительно серьезная опасность. Она понятия не имела, кто ее соперница, какого типа и как следует с ней бороться, но всем своим неистребимым, красивым и сильным телом, безошибочным инстинктом знала: она победит в этой борьбе, победит любой ценой.

Сердце ее билось быстрее, когда она, идя к дивану мимо профессора (у нее вдруг задрожали колени), глубоко вдохнула воздух, пытаясь уловить запах другой женщины; но когда села на диван, возле пятна, напоминавшего куст, — она не знала, что это след ее крови, потому что впервые пришла в кабинет после давней своей попытки к самоубийству, — когда села на диван, тесно сдвинув колени и опустив на них маленькие руки, первый испуг миновал, и она снова овладела собой.

— Долго, Зени, — повторила она нараспев, с улыбкой глядя на профессора. — Десять месяцев.

— А теперь зачем вернулась?

Опустив красивую голову, Эстер задумчиво смотрела перед собой.

— Мать поправилась? — нетерпеливо спросил профессор, не дожидаясь ее ответа.

— Да, — тотчас отозвалась Эстер, три дня назад похоронившая мать.

— Ну, и слава богу! — фыркнул профессор. — Иначе ты проторчала бы там еще десять месяцев.

Эстер опять засмеялась. — Дома очень хорошо, Зени. Вполне может быть, что я опять уеду на той неделе.

Профессор вытаращил глаза. — Оп-ля!.. Зачем?

— Так! — сказала Эстер, по-крестьянски строптиво шевельнув плечом, отчего сразу почудилось, будто за окном, выходившим на Музейный проспект, разлеглась грязная и пыльная деревенская улица, по которой вереницами бредут гуси.

Профессор невольно засмеялся. — Это серьезно? — спросил он.

— Мне понравилось жить в деревне, — сообщила Эстер, глядя на черные туфельки из змеиной кожи.

— Собираешься проститься с Пештом?

— Может быть, — не подымая глаз от туфель, сказала Эстер.

Профессор большими шагами мерил комнату. Если Эстер говорит серьезно о желании переехать в деревню, думал он с мужской простоватостью, тогда ей легче дастся разрыв; не думает же она, что он, бросив все и вся, вместе с нею укроется в Шомоде! На миг он почувствовал огромное облегчение и, остановившись перед диваном, бездумно смотрел на ее склоненную длинную шею с белокурым пушком у затылка, такую белую, гладкую и крепкую, что даже взгляд упруго отскакивал от нее. Но постепенно к чувству облегчения примешался горьковатый миндальный привкус злости; если она переезжает в деревню, размышлял он, то порывает с ним, собственно говоря, она, и тогда, очевидно, у нее есть на то причина: не ради гусей же она уезжает! — Ты серьезно это решила, Эсти? — угрюмо спросил он.

— Что?

— Окончательно уехать в деревню.

Эстер чуть-чуть ссутулила плечи, плотнее сжала колени и, опустив голову, упорно смотрела на свои туфельки, тесно, как у послушной девочки, прижавшиеся друг к дружке. — А почему ж и не уехать? — сказала она.

Профессор помолчал, потом спросил. — Хочешь порвать со мной?

Прямым указательным пальцем Эстер медленно обводила на зеленом репсе пятно, напоминавшее куст. — Возможно, — сказала она тихо, не подымая головы.

— Вазможна… вазможна! — свирепо передразнил профессор. — Отвечай мне!

— Возможно, — повторила Эстер; на ее шее, у самых волос, мягко вырисовывался под тонкой кожей последний позвонок, словно круглый холмик.

— Почему?

Эстер все водила пальцем по дивану, розовый ноготок следовал за очертаниями пятна.

— Оставь ты это пятно! — сказал профессор нервно. — И изволь ответить на вопрос. Я спросил, почему ты хочешь порвать со мной.

— Просто так! — шевельнула плечом Эстер.

Кровь бросилась профессору в голову. — Просто так!.. Я мог бы и сам догадаться, что если женщина на десять месяцев покидает своего любовника, значит, этому есть причина. Ну что ж, так тому и быть! Да и для меня оно здоровее.

Эстер подняла голову. — Вы хотите жениться, Зени?

— Возможно, — едко сказал профессор.

Эстер засмеялась. — И на ком же?

— Это уж мое дело!

— Значит, покидаете меня, Зени? — Эстер улыбалась ему.

— Да, — сурово и серьезно сказал профессор. — Я мог бы, правда, сказать, что это ты меня покинула, сперва на десять месяцев, теперь еще не знаю на сколько, но не будем играть словами! Я, кстати, не спрашиваю, ради кого ты возвращаешься к твоим гусям. Ты права, нам нужно кончать! Сто раз пытались, но однажды все-таки удастся!

Вместо ответа Эстер чуть заметно развела колени и откинулась на спинку дивана. Ее свежее, словно подернутое легким пушком лицо на фоне зеленого репса выглядело бледнее и жестче, бархатная черная шляпка немного сдвинулась набок. Профессор бросил на нее долгий, испытующий взгляд и отвернулся: эта сбившаяся набок шляпка почему-то растрогала его. Кашлем прочистив горло, он отошел к окну.

— Ладно, Зени, — услышал он за спиной мягкий певучий голос Эстер, похожий на голос молоденькой крестьяночки, — вы правы, давайте покончим! Да вам и пора уж жениться, правда ведь?

Профессор не ответил.