Ответ

Он проспал сорок часов кряду. Наутро третьего дня проснулся около шести, выкупался, пригласил жившего в том же доме врача, чтобы сделал перевязку, и в половине восьмого утра засел в «Маленькой трубке» за обычной своей утренней кружкой черного пива. Мимо окна проходили два студента в зеленых кепи, профессор поколебался, но потом постучал им.

Час спустя оба хунгариста, мертвецки пьяные, храпели, уронив головы на стол. Профессор некоторое время созерцал их, затем подозвал обер-кельнера, приказал не будить, пока не проснутся сами, заплатил по счету, включив туда и два обеда, поджидавшие храпунов у конечной станции их сна, и, посвистывая, направился к выходу. Однако от дверей вдруг вернулся к вешалке, снял зеленые кепи и, смяв, сунул в карман.

Перед лабораторией беседовали три студента, быстро ретировавшиеся при его приближении. Профессор вошел. Старый лаборант с большими усами, опустившись на колени, крошил на полу лед, за одним из задних столов студент нюхал колбу Эрленмейера, адъюнкт профессора, доктор Левенте Шайка, в белом халате и с мягкой черной шляпой на голове — которая зимой и летом с одинаковой преданностью прилегала к черепу своего хозяина, — углубился в расчеты. Профессор, поздоровавшись, прошел в свой кабинет.

Едва он надел белый халат и, наклонясь над диваном, всмотрелся в коричневое, напоминавшее куст пятно, оставленное на блекло-зеленой ткани окровавленным телом потерявшей сознание Эстер, адъюнкт уже постучался к нему. Профессор медленно выпрямился, стал к дивану спиной.

— Ну-с?

— Ничего.

— Ничего?

— Абсолютно ничего, — подтвердил доктор Шайка.

Профессор выругался. — Пришлите мне Кунктатора.

— Господин ассистент еще не приходил.

Профессор выругался еще раз. — Половина десятого. Стоит ему с вечера прижать разок свою жену, и на другой день до полудня в себя не придет. У него-то как, шла реакция?

Адъюнкт пожал плечами.

— И здесь ничего?

— Я ушел в восемь вечера, до тех пор, насколько мне известно, ничего…

— Что сейчас делаете?

— Я?

— Не английский же король, черт вас подери!

— Я думал, вы про господина ассистента спрашиваете, — возразил адъюнкт, рывком поплотнее надвинув на лоб свою черную шляпу, словно перед надвигающимся шквалом. В профессорской погода вообще менялась быстро, и никогда нельзя было знать, где та шальная щель, из которой буря дурного настроения профессора нежданно-негаданно вдруг ударит в лицо. Но адъюнкт был родом из Кестхея и привык на своем Балатоне к капризам погоды, — он и за сотню недоступных ветрам уголков не отдал бы обуреваемого ураганными вихрями рабочего места рядом с любимым профессором.

— Ну-с, я слушаю! — нетерпеливо воскликнул профессор.

— Утром очищал динитрофенолэфир…

— Принесите!

— Он еще не очищен.

— Что вы делали с восьми часов? — проворчал профессор. — Сейчас половина десятого. Что вы делали с восьми утра?

— Я очистил его дважды, — объяснил адъюнкт, — но оказалось мало, пришлось повторить еще раз. Однако у нас есть ортокрезилэфир…

— Принесите!

Он подождал, пока за адъюнктом закрылась дверь, и, повернувшись, опять уставился на кровавое пятно на диване. Секунду спустя в дверь постучали. — Это вы, Шайка? — спросил он.

— Я, господин профессор.

— Вам известно, что произошло здесь позавчера ночью?

— Позавчера?.. Третьего дня, господин профессор!

Профессор все смотрел на пятно. — Сегодня среда.

— Четверг, господин профессор…

— Выходит, я проспал два дня, — проговорил профессор задумчиво. Вдруг нижняя ступенька его лба запылала гневом. — Черт бы вас всех побрал, да что же вы делали здесь эти два дня, если даже с динитрофенолом не кончили! Тоже спать изволили?

Адъюнкт, натянув на глаза шляпу, молчал.

— Словом, знаете, что произошло? — спросил профессор после паузы.

— Знаю.

— Другие тоже?

— Все знают.

— Вот и отлично, — кивнул профессор. — Значит, мне не придется выступать с сообщением в актовом зале!

Доктор Шайка глотнул. — Не сочтите за бестактность, господин профессор, но мне вас очень жалко.

— Галиматья, чушь, — буркнул профессор, — меня жалеть нечего!-Покажите ваше варево!

В стоявшей на столе колбе поблескивала светло-желтая, почти бесцветная жидкость. Профессор внимательно посмотрел, понюхал. — Велите приготовить охладительную смесь, да получше! — сказал он. — И диазотируйте мне парахлоранилин. Когда будет готово, принесете. До тех пор никого не впускайте.

— Вас уже спрашивали.

— Кто?

— Барон Грюнер, президент объединения промышленников. Он звонил вам на квартиру, и ему сказали, что вы уже вышли. Просил принять его в одиннадцать.

— Не приму. Предупредите по телефону, чтоб не трудился приходить.

— Там дожидается еще один господин, из министерства просвещения.

— Принять не смогу.

— Он просил меня сказать вам, господин профессор, что займет не более пяти минут.

— Послушайте, вы что, оглохли? — закричал профессор. — Сколько раз я должен повторять — никого? Да пусть хоть сам всевышний, сам Иегова сунет сюда бородатую свою физиономию — не принимать! Или я для всех на свете портянка поганая, которую треплет всяк, кому не лень, кого одолел зуд словесный?!