Ответ большевику Дыбенко

– Солдат нету, только местные, – Матвеев почесал коню холку, не утруждая себя разными старорежимными штучками вроде отдать честь при докладе, – гимнастерки не сушатся, кашей не тянет, девки не верещат.

Кайданов поглядел на разведчика. Если этот сопляк ничего не напутал, то ночевать будем на перинах, а лечиться спозаранку – вишняком.

– Я б там не останавливался, ще потравят та вилами добьют, – Василенко немцев не любит, да и могут колонисты такое устроить, ой могут. Только кони с ног валятся, руки саблю не держат, не время сейчас перебирать.

Пусто в Малиновке, на журавле колодезном ведро висит, на дереве сорока сидит, перья чистит, за забором высоким собака брешет, лениво так. А забор хороший, почти в человеческий рост высотой, белой краской крашеный. То тебе не тын низенький, где горшки–миски сушить удобно. А из хаты плач да вой несется. Что там у них стряслось? Палий на стременах встал, уши навострил, через забор заглянул – сам высокий, коняка под ним тоже не маленькая – вот ему и видать чего–то.

– Помер у них хтось. Так по покойнику голосят.

Прогрессор клацнул зубами. Вот тебе и дурень контуженный, бандит малограмотный.

— Отам хата славная, – Кайданов пнул кобылу в голодное брюхо, проехал чуть дальше, где из–за забора высовывались могучие ветки белой, медовой, черешни.

– Може, тут фельдшер есть? – Матвеев спешился, глянул на прогрессора.

Лось поспешно засунул кисет в карман, слез на землю. Как же ж обидно, что на свете вампиров не бывает – им свинец нипочем, Шульга бы только дыры на гимнастерке заштопал. Да только совсем он не вампир, хоть и клыкастый, и бледный. И Клавдю застрелили, как некстати, у нее были отличные медицинские способности.

Стемнело давно, да не спит колония. Кони чужие в сараях фыркают, говор чужой слышен, и на околицах стоят ободранные часовые. А в хате фрау Штейн идет военный совет вперемешку с ужином. Фрау только и успевает, что картошку этим гостям незваным жарить, уже сковородку вычистили, ни крошки съедобного не осталось. Еще хотят, проглоты, хуже жука американского, тот хоть в комнате не курит.

– Та мы ж не адскую машину делать будем, и не македонку, я против, – прошипел Палий, глянул на дверь, облизнулся выжидательно.

– Себя в командиры предлагаешь? – Кайданов пытался рассчитать вероятность, как же добраться к Каретникову. Выходило плохо, гораздо больше хотелось спать и жрать, причем одновременно.

– Нашо себя? Я дурной, я рубать хорошо могу, а командиру еще и думать треба.

Кайданов выронил самокрутку. За такое морду бьют. Но Палий физически посильнее, да и не время сейчас отношения выяснять.

– Динамитчик, оно и видно. Як подорвать – то ты можешь, а як уйти – то ты не знаешь. Твоих же багато побили.

И что тут скажешь?

– Ты шо, Матвеева предлагаешь? Ты, по сравнению с ним, нормальный человек.

Матвеев выглянул из–за учебника, пробормотал что–то, опять уткнулся в книгу.

– Павлюка можно, или того, с серьгой. Но Павлюк лучше, он тутешний.

Кайданов сглотнул. Оба кандидата были, как тут говорят, в горячем купаны.

Обсуждение прервала фрау Штейн, со сковородкой картошки с салом, луком, да еще и яйцами залитой. И бутылью самогона, да не буряковки простецкой, а благородного сахарного, прозрачного, с голубоватым оттенком.

Палий тряхнул давно немытыми лохмами, мол, не пью. Кайданов убрал бутыль под стол – не вчера родился, знает, что можно добавить для таких вот гостей. Матвеев положил учебник на колени, вгрызся в картошку, обжигаясь и прегромко чавкая – никаких манер у человека. Кайданов глянул на сковородку, облизал ложку, сунул за голенище когда–то офицерского сапога. Палий выдернул из–под носа у товарища особо поджаристую шкварку – хорошо, тепло, не стреляют, не рубают, перина на кровати. И как это их не спалили? Ясно, что белых подкармливали и все такое, но чего их никто другой не спалил?

Крысюк сидел под мокрым явором, на мокрой земле и пытался закурить. Похоже, кто–то убил не одну жабку – вода стеной стоит. Хлопцам хорошо – сидят по хатам, делят добычу. А ему – стоять еще часа три, до заката, да думать, шо за вещи на свете бывают. Ясно, что Шило – это така фамилия, шо и не поймешь, хто то. Но это ж перебор – мало того, что баба, так еще и в дочки половине людей своих годится, гимназистка восьмого класса! И хорошо так атаманит, не поймали ее ни ЧОН, ни красноармейцы. Зато понятно, чего командира отдельного боевого отряда имени товарища Маркса нашли в оскопленном виде. Крысюк надеялся, что бедный краснопузый помер до того, как. Ножа при штурме эшелона убило, теперь его бандой Черный командует, а Голодный пошел в гости к черт–те кому, и взял с собой три немецкие гранаты и здорову бутыль самогону. Все люди як люди, а этот – Вужик. Хотя б Гадюка, а то – Вужик! Это шо, шоб краснопузенки лопнули со смеху? А вот и смена пришла, кто–то из людей Черного – шинель красноармейская и шашка по земле волочится. Махновец поспешно шмыгнул в хату.