Ответ где-то рядом

– Уверяю Вас, Вы ошибаетесь, – снова принялся отнекиваться Мандриков. – Я действительно приезжал в Туманогорск в это время. Понимаете, Клавдия Ивановна – одинокая пожилая женщина. Детей у неё никогда не было, а её муж умер пять лет назад. И я – единственный её племянник. Вот она и обращается ко мне по всякому поводу. И я не могу ей отказать, потому что кроме нас с Павликом у неё нет других родственников. Жена моя не очень-то любит навещать тётку Клаву, вот мы с сыном и приезжаем сюда вдвоём. Но надолго никогда не задерживаемся, потому что у нас и своих забот хватает. И когда прошлой осенью тётя Клава позвонила мне и сказала, что у неё сломался телевизор, я не хотел сюда ехать. Посоветовал ей вызвать телевизионного мастера. Но тётка Клава сказала, что в телевизоре что-то вспыхнуло, и пошёл дым, и она думает, что чинить его бесполезно. Тогда я предложил её купить новый, тем более что в Туманогорске имеется пара магазинов бытовой техники. Но тётка Клава стала уверять меня, что её там обманут, заставив заплатить втридорога за плохую вещь, и умоляла меня приехать и помочь ей с покупкой. Говорила, что заплатит за телевизор сама, и мне нужно только помочь ей выбрать подходящий и установить его. Я знал, что тётка Клава и двух дней не может прожить без своих сериалов и не отстанет от меня, пока я не помогу ей купить новый телевизор, поэтому в ближайшую после её звонка субботу мы с Павликом приехали в Туманогорск. Съездили в магазин, купили телевизор, я подключил его, а старый отнёс на помойку, после чего мы с сыном в тот же день вернулись домой. Ничего другого в тот день не произошло! И если кто-то дезинформировал Вас, сославшись на меня, это чистой воды недоразумение!

– Не сомневаюсь, Ростислав Павлович, что именно так всё и было, – спокойным голосом проговорил Тимофей Савельевич, чтобы привести в чувство не в меру разволновавшегося отца Павлика. – Но только в тот день произошло кое-что ещё. То, чему, возможно, Вы не придали значение, хотя событие это имело очень большой резонанс для всего города. Поэтому очень важно, чтобы Вы напрягли свою память и постарались в точности воспроизвести один эпизод того дня.

– Я всё-таки не пойму, о чём Вы говорите, – продолжал недоумевать Мандриков. – Повторяю Вам, ничего необычного в тот день не случилось!

– Это Вы так считаете, – не повышая голоса, произнёс Тимофей Савельевич. – Но другие люди думают иначе. И чтобы нам не ходить вокруг да около, давайте я уточню конкретные временные рамки, в пределах которых Вам следует поднапрячь свою память.

Ростислав Павлович недоверчиво посмотрел на своего собеседника и скрестил на груди руки.

– Я ведь могу прямо сейчас развернуться и уйти! – сказал он, глядя прямо в глаза Тимофею Савельевичу. – Вы понимаете это?

– Конечно, понимаю, – кивнул Тимофей Савельевич. – Я не могу принудить Вас к разговору со мной. Но в тот день погибла женщина. Очень хорошая женщина, мать двоих детей. И, вполне вероятно, Вы и Ваш сын – единственные люди, которые могут опознать убийцу и рассказать, как всё случилось. Дети этой женщины до сих пор не знают, как именно погибла их мать и кто виноват в её смерти, и только в Ваших силах ответить на эти вопросы. И если совесть позволит Вам оставить двух несчастных детей до конца своих дней мучиться в неведении и чувствовать свою вину за случившееся, то можете возвращаться к себе домой и жить дальше своей жизнью. Я не стану Вас удерживать.

Вместо ответа Мандриков начал пыхтеть как паровоз. Казалось, слова вот-вот были готовы сорваться с его губ, но в итоге он так ничего и не сказал. Махнув рукой, он нехотя произнёс:

– Спрашивайте!

И Тимофей Савельевич незаметно улыбнулся в душе. Этот раунд он тоже выиграл, и теперь следовало с величайшей осторожностью вести разговор, чтобы не спугнуть готовность Ростислава Павловича откровенничать с нашим героем. Поэтому Тимофей Савельевич слегка понизил голос, чтобы их общение приняло несколько доверительный оттенок, и произнёс:

– Припомните, пожалуйста, Ростислав Павлович, тот момент, когда Ваш сын прибежал домой и сообщил Вам, что на пустыре дерутся две женщины.

Отец Павлика наморщил лоб, точь-в-точь как и его сын чуть ранее, после чего поправил очки на своём лице.

– Да, было такое, – ответил он.

– И как Вы поступили? – всё тем же тихим голосом спросил Тимофей Савельевич.

– Я велел сыну оставаться дома, а сам отправился на пустырь, хотя признаться, совершенно не видел в этом необходимости. Разнимать двух пьянчужек – это не по моей части.

«Это я уже понял», – хотел сказать Тимофей Савельевич, но сдержался, чтобы не сбить желание Ростислава Павловича делиться своими воспоминаниями о том дне.