— Если бы мы знали, за что, — мы бы знали и кто, наверное, — сказал Пински, стараясь быть логичным. Это требовало усилий, когда перед ним лежал раненый Страйкер, а в операционной — Тос. Сунув руки в карманы, он подошел к медицинскому столику и изучал стальной поднос, на котором помещались упаковки стерильных бинтов и основательное количество крови Страйкера, впитавшейся в марлевые и ватные тампоны. В лотке лежала пуля, которую извлекли из плеча Страйкера. — Похоже, калибр 7,6.
— Я тоже так думаю, — согласился Страйкер, стараясь повернуть голову и увидеть пулю. Боль пронзила его до уха, поэтому больше он не делал попыток двигаться и все остальные реплики относил как бы к тому безжалостному верхнему свету, который все светил ему в глаза. — Ты бы взял се.
— Сам догадался, — ответил Пински и нащупал в кармане маленький коричневый конверт, в котором лежал его счет за электричество. Отыскав марлевый тампон, он осторожно взял окровавленную пулю и вложил ее в угол конверта, а конверт засунул во внутренний карман пиджака. — Та, что попала в Тоса, слишком сплющена, чтобы по ней что-то можно было определить сразу. Эта — лучше.
— Весьма рад, что и я пригодился, — мрачно сострил Страйкер.
Возвратился жизнерадостный интерн.
— Кость не задета.
— Я же говорил, — проворчал Страйкер. — Могу я теперь идти?
— Нам еще нужно сделать вам обс…
— …К черту. Я — полицейский. По мне уже стреляли раньше. Мне нужно выбраться отсюда, и я подпишу все, что угодно.
— Джек, может быть… — начал было Пински.
— Нет! Я хочу на волю. Мне нужно работать.
Интерн вздохнул.
— Есть преданность работе — а есть глупость. — Он встретился со Страйкером взглядом и сдался. — Хорошо, хорошо, я выпишу вас. Вы не сможете пользоваться больной рукой неделю или больше. И помните: вы потеряли много крови, так что будете чувствовать слабость в течение нескольких дней.
— Я уже терял кровь, — сказал Страйкер.
— Ах да, я забыл: вы — крутой большой коп. Так что насчет шока вам тоже известно.
Ослепленный операционной лампой над головой. Страйкер снова видел невыносимо долгий, ужасный момент, когда пуля попала в Тоса, и вся машина была залита его кровью, кровь была повсюду, как этот свет…
— Да, я знаю насчет шока, — согласился он.
В комнате рядом с операционной он выбрал себе стул с прямой спинкой — чтобы не расслабиться и не заснуть. Дэйна была рядом с побелевшим, как и у самого Страйкера, лицом, слишком потрясенная, чтобы разговаривать, — за что он был ей безмерно благодарен. Теперь она выглядела просто хорошенькой девочкой — вот и все. Шок ограждал его от всех прочих забот — и он был благодарен и за это. В голове слабо шевелилась мысль, не возмездие ли это все за то… за что, он даже не пытался сформулировать. Он только знал, что это как-то связано с Кейт и с предательством. Пински сидел на софе напротив, делая вид, что читает газету. Он вскакивал каждый раз, когда нечто белое мелькало в дверном проеме.
Дэйна чувствовала себя в этой ситуации совершенно чуждой, ненужной. Эти мужчины свыклись с необъяснимыми случаями насилия, она — нет. Хотя внешне она выглядела такой же спокойной, как и остальные, это было не спокойствие, а отупелость, вызванная шоком; так уже было с ней, когда умер Петер. Она казалась и тогда мужественной и спокойной, но это было спокойствие замороженной, что не делало ей чести. Она не желала, не старалась — просто на нее нашло, и она ничего не могла поделать. Ходила, говорила, что-то делала — и ничегошеньки при этом не ощущала и не думала.
Когда кто-то наконец вошел, это был Нилсон.
— Как он? — спросил Нилсон.
— Мы ожидаем известий, — сообщил Пински.
— Со мной все в порядке, спасибо, — сказал Страйкер.
Нилсон посмотрел на него:
— Да, я знаю, что ты — в порядке, я уже спросил внизу. Ты выглядишь ужасно.
Страйкер пожал плечами и тут же пожалел, и Нилсон участливо поморщился.
— Тебе пока нужно быть осторожнее, правильно?
— Правильно, — согласился Страйкер. — Вы нашли что-нибудь?
Попытка Нилсона изобразить веселость не удалась. Он сидел возле Дэйны, но не смотрел на нее: оперся локтями о колени, потер ладонями лицо.
— Ни хрена, кроме пятидесяти использованных кондомов и двух тысяч старых пивных банок. — Он расстегнул пиджак и откинулся на спинку стула. — Мы нашли, откуда он стрелял… Или, по крайней мере, мы так думаем. С верхнего этажа заброшенного дома. Отпечатки пальцев на рамах, отпечатки ног в пыли. Экспертиза на седьмом небе: ползают там в паутине, разговаривают с пауками, привлекли к показаниям крыс. Но, конечно, крысы не доносят на крыс, верно?
— А гильзы?
— Подобрал. Я имею в виду: не я — он подобрал.
Пински бросил газету на стол:
— В самом деле?
Нилсон пожал плечами:
— Мы нашли место, куда они падали. Но их там не было — и они не могли закатиться куда-то. Поверь — мы смотрели как надо.
— Это очень интересно, — заговорила Дэйна. — Кто-то, кто знает точно, чего нельзя оставлять после себя… да еще спокойно, не торопясь, собирает гильзы.
— Кто-то, кто любит убивать копов, — добавил Нилсон. — Иисус, как бы я хотел встретить этого мерзавца.
Другие уставились на него.