— Я видел, как они приходили, и видел, как их уводили, — любил рассказывать он любому, кто захочет послушать. В серой форме и фуражке с козырьком, Чарли стоял возле двери, охраняя судебный процесс.
К счастью, у него были перерывы на кофе.
Нижний кафетерий во Дворце Правосудия был с мраморными стенами, с мраморным полом, и такой же гулкий, как котельная. На звон посуды и скрип тележек накладывались примерно пятьдесят разговоров, и, казалось, они поднимаются ввысь вместе с сигаретным дымом. Тем, кто был привычен, этот шум был что затычки в ушах. Как только вы наклонялись к собеседнику, прикладывали ладонь к уху и привыкали читать с губ, вы могли уже понять все сказанное, включая номер банковского счета. Страйкер и Чарли были старыми знакомыми. Дэйна пыталась понять, что они говорят, не могла — но и не жаловалась.
— Конечно, знаю, кого ты имеешь в виду, — сказал Чарли через горку морошки, которая плавала на его горячем шоколаде. — Огромный такой урод в кашемировом пальто. Я знал Лири давно, с патрульного копа, когда он приходил время от времени в суд, как вы все, чтобы дать краткие показания. Злобный такой сукин сын — прошу прощения, леди. Но его теперь нет, однако.
— А вообще он был сегодня здесь? — спросил Страйкер.
— Он был здесь утром, но ушел перед ленчем. Насколько я знаю, он не возвращался. А что он натворил?
— Я еще не знаю, натворил ли он что-нибудь, — сказал Страйкер. — Просто хочу его найти. Он каждый день приходил в суд во время процесса Бронковски? Когда я давал присягу, он был здесь.
— По большей части — каждый день. В некоторые дни он уходил рано — или, наоборот, не появлялся до ленча, но по большей части — каждый день. Наказать бы паразита. Они собираются его привлечь? Я слышал, он много чего знает.
— Это да. Знает он много. Ты можешь припомнить, в какие дни его не было?
— Черт, нет, конечно. Возьми мне еще шоколаду и пончик, чтобы я вспомнил. Нет, убери свой кошелек, парень. Я имею в виду, мне нужно сделать мозговую трансплантацию или как его там… у тебя нет, часом, лишних мозгов в кармане?
— Не понимаю.
Хэфф постучал себя по виску:
— Память уходит. Каждый проклятый день кажется похожим на другие, все мешается в памяти. Что я помню, например: я помню, что у меня было на ленч, но это ведь не одно и то же каждый день. Знаю, что вчера на ленч у меня был печеночный паштет, а мясной рулет — где-то на этой неделе, ну и все. При такой работе тебе не нужно помнить больше, чем день-два, только и работы: открой дверь, закрой дверь; скажи им, где туалет; скажи, что я сегодня в суде, — вот и вся моя работа. Она как-то называется, но я не помню даже этого. Могу, например, припомнить прошлый год: нужно тебе? Хочешь узнать, что было в позапрошлом году? Тогда я — твой. Могу рассказать тебе о компании Дэйви, или когда я служил на железной дороге…
— Так, значит, Лири присутствовал в суде нерегулярно? Это все, что ты можешь сказать?
Хэфф кивнул.
— Да, нерегулярно. Такая уж у меня память, можно сказать. Простите, но я не могу больше ничем вам помочь, ребята. Может, другие охранники? Гэрри или Пэт?
— Нет, спасибо, мы их уже спрашивали. Они тоже были на заседаниях в зале номер три…
— …время от времени? Это так. Я-то здесь все время, но могу припомнить лишь половину, а они где-то пол-времени — но не могут припомнить ничего.
— Ну, спасибо за помощь… — начал было Страйкер.
— Слушай, ты можешь спросить этого… карикатурного парня, — внезапно сказал Хэфф.
— Карикатурного парня?
— Ну да, того, что рисует для газет: сидит себе в углу и рисует всех. Он сможет рассказать, в какие дни ваш человек был — и не был. Он аккуратно так рисует — потому что в зале суда нельзя фотографировать, понятно? Он-то бывает здесь, как бы ты выразился,
Они поблагодарили Хэффа и ушли. Когда они выходили из кафетерия, они все еще могли слышать его бормотание насчет «регулярно-нерегулярно». Видимо, слово принесло ему массу удовольствия.
Художника они пригласили позавтракать в более спокойном месте, чем кафетерий, и Страйкер наконец-то раздобыл сведения, которые его интересовали. Когда художник возвратился в зал суда, Страйкер стал сравнивать добытые данные со временем совершения преступлений — и аккуратно заносить все в свой блокнот.
— Он мог совершить первое убийство, — сказал, подумав, Страйкер. — И мог прикончить Хоторна, так?
— Предположительно, — согласилась Дэйна. Она наблюдала за Страйкером: он, все еще выглядевший больным, увлеченно листал страницы. Работать одной рукой было неудобно, но она не предложила помощи. Она была и в выгодном, и в невыгодном положении одновременно. Ее босс в Вашингтоне предоставил ей относительную свободу для установления подробностей гибели Хоторна — но у нее не было иллюзий: в ее полномочия не входила помощь этому покалеченному детективу, да еще наперекор приказу его начальства.