– Я вот думаю… – начал он.
– Мам? – изумился Генри, поворачиваясь к ней. Он уже успел миновать половину первого пролета лестницы.
– Подожди, я сейчас, – крикнула Грейс.
– Дело в том, – снова начал Роберт. – Мне кажется, при данных обстоятельствах Генри лучше пойти дальше одному.
– Мам, все в порядке, – отозвался мальчик. Казалось, он был смущен и рассержен. – Все хорошо.
– Роберт, какого черта ты творишь?! – возмутилась Грейс.
Директор глубоко и очень выдержанно вздохнул.
– Я пытаюсь помочь всем нам пережить кризис.
Грейс показалось, будто она взирает на происходящее через мутную пленку или грязное акриловое стекло, различая только общие контуры.
– Грейс, – повторил директор, становясь вдруг совершенно другим Робертом. – Грейс, я думаю, тебе самой не захочется здесь оставаться.
Она опустила взгляд. Он попал в цель. Затем Роберт взял ее за руку чуть ниже локтя. Но он не хотел этим показать свою власть или силу. Наоборот, она поняла, что таким образом он как бы старался успокоить и поддержать ее.
И тут она поняла. Наконец-то. Итак, Роберт все знает. Конечно, он должен был все узнать. Он все узнал, потому что Мендоза и О’Рурк ему рассказали. Он знал обо всем еще до того, как сама Грейс услышала новость о Джонатане и Малаге Альвес. О Джонатане – ее муже, и Малаге Альвес – убитой женщине. По крайней мере ему было известно кое-что из того, что знала она сама. А может быть, даже меньше. А возможно – и эта мысль напугала ее еще сильнее – гораздо больше. Но насколько больше? И Грейс перестала гадать и думать о вещах, о которых ей ничего не было известно, заставив себя посмотреть Роберту прямо в глаза.
– Что они тебе рассказали? – прямо в лоб выпалила она. Но тут вспомнила о Генри и быстро перевела взгляд на лестницу, где он только что стоял. Но мальчик уже исчез, оставив мать одну возле директора. Роберт покачал головой. Ей захотелось его ударить.
– Я хочу, чтобы ты знала вот что, – спокойно начал он. – Здесь Генри в безопасности. Если ему понадобится провести какое-то время в моем кабинете, он может приходить, когда захочет. Ну, на переменах или, например, после занятий. И если ему кто-нибудь что-то скажет, он тоже может сразу же прийти ко мне. Учителя будут присматривать за ним. Я уже со всеми переговорил.
«Я уже со всеми переговорил». Грейс молча уставилась на Роберта.
– Он учащийся Рирдена. Для меня это очень серьезно, – заявил Роберт, чуть поникнув, словно понимал, что Грейс уже на грани отчаяния. – Но… чтобы не усложнять положение дел. Я сталкивался с подобным и раньше. Ну… конечно, не в таком масштабе. Но все тоже происходило внутри школы. Если они это начали, то уже не успокоятся и требуют… чтобы им дали волю. Надеюсь, ты меня поняла.
Грейс чуть не рассмеялась. Она почти ничего не поняла из его речи, разве только то, что положение хуже некуда и каким-то образом это имеет отношение к ней.
– Так что я не стал бы сейчас зависать тут. И… если хочешь прийти за ним чуть позже, днем, минуя обычную толпу встречающих, он может подождать тебя у меня в кабинете. Это не проблема.
Грейс ничего не ответила, чувствуя, как ее разрывает пополам. Она понимала, что Роберт всеми силами пытается сделать для нее что-то хорошее, но при всем том это было весьма унизительно. А унижение заставляло людей действовать во вред самим себе. Она это знала и сама не раз наблюдала подобное поведение. Грейс заставила себя глубоко дышать, только сейчас заметив, что за ней на лестнице выстроились другие родители.
– Хорошо, – пробормотала она. – Это… неплохая идея.
– Я сам схожу за ним после восьмого урока и приведу к себе в кабинет. А ты мне позвони, как будешь выходить. Я пробуду здесь как минимум до шести.
– Хорошо, – повторила Грейс, хотя до сих пор не могла прийти в себя настолько, чтобы поблагодарить его должным образом.
Она повернулась и стала пробираться сквозь очередь из мамаш с детьми, затем через вход в переулок, где стояли другие мамаши с другими детьми. Большинство дружелюбно расступались, и, казалось, никто не обращал на нее какого-то особого внимания. Но вот какая-то одна женщина как будто застыла на месте, вынудив Грейс неловко попытаться обойти ее то с одной стороны, то с другой. Наконец Грейс подняла глаза и узнала Аманду Эмери в окружении дочек.
– Ой! – воскликнула Грейс. – Аманда! Привет.
Аманда молча пялилась на нее.
– Привет, девочки, – поздоровалась Грейс, хотя была совершенно незнакома с дочерями Аманды. Те были коренастые, круглолицые, и цвет волос у них был такой же, как и естественный цвет их матери, как догадалась Грейс – светло-каштановый. При виде Грейс Аманда нервно обхватила дочерей, демонстрируя свои длинные ногти и чуть ли не впившись ими в узкие детские плечики. Грейс едва не отшатнулась. И на этот раз Аманда промолчала, а одна из девочек недовольно посмотрела на мать и пожаловалась: «Ой! Больно!» Это была Силия, та, что с неправильным прикусом.
Грейс заметила, сколько вокруг мамаш. Толпа начиналась тут же, за углом, ведущим в переулок, и конца их видно не было. Грейс стало страшно.