Отыгрыш (СИ)

Планета слышит их волчий вой:
"Яволь, майн фюрер, яволь, яволь!"
За их спиной полыхает ад,
Глаза убитых им вслед глядят.

Им служат подлость, обман и страх,

В делах — жестокость и ложь — в словах.
Остывший пепел за их спиной,
И кровью залит весь шар земной.

Выразительно глянул на Годунова — силен, мол, — и продолжил, возвышая голос:

— Солдат немецкий, себе не лги,

Не то падешь у реки Оки.
Преступник правит страной твоей,
Ты кровь и пот за него не лей.

Тебе убийца кричит: "Вперед!"

Но есть Отчизна и твой народ.
И ты рабочим — не враг, а брат.
Ты за свободу борись, солдат.

Опять поднял голову, посмотрел с прищуром:

— Откуда ж ты взялся такой… поэт?

Годунов пожал плечами.

— Да какой я поэт. Так, любитель.

— Может, ещё чего есть подходящее? Нет? Ну да ладно, обойдемся тем, что есть. Ты погляди, как сказано, а?

Народы мира, сплотите силы,
Разбейте орды, что сеют зло.
А чтоб вернее рука разила,
Свободы солнце для вас взошло.

— Найдешь кого, чтоб исполнили?

— Надо — значит, найду, — уверил партсекретарь, складывая бумаги в картонную папку. — Ну, счастливо тебе, товарищ старший майор. Конь не выдаст, и враг не съест, свидимся.

…Годунов выключил лампу, снова прилег. Почему он тогда написал в переложении про Оку? В оригинале ж Волга была. Местечковый патриотизм? Или рифму искать легче было? А может, посетило его тогда предчувствие, к сознанию не пробилось, а подсознанию чегой-то нашептало?..

Три часа сна — удача, которой грех не воспользоваться.

А вот поди ж ты, мыслей много, а сна ни в одном глазу. Все думается, думается о тех, кого уже разбудили посыльные. Не о "людских ресурсах" — о людях, которые уже вовлечены в происходящее и которых только предстоит вовлечь. Судьбы меняются. И никак не узнать, как отразится на одной судьбе создаваемая не кем-нибудь, а тобой, Саня Годунов, альтернатива.

Бригвоенврач… как его фамилия? Смирнов? Да, верно. Как же ты сразу не сообразил-то? И что с того, что Смирновых на Руси едва ли не больше, чем Ивановых-Петровых? С должностью фамилию соотнеси — и все очевидно, очевидней некуда.

Вспомнилась книга, что стояла в ряду других самых любимых на полке над письменным столом. На внешней стороне истертой бумажной обложки значилось: М. Мартынов, А. Эвентов. "Подпольный госпиталь". На внутренней каллиграфическим почерком было выведено: "Александру от Надежды в день 23 февраля". Надя-Надежда-Надюха, соседка по парте и первая любовь четырнадцатилетнего Саньки. Она любила его стихи и не таясь посмеивалась над увлеченностью краеведением. А книжку все ж таки подарила. Одним из героев этой документальной повести был Вениамин Александрович Смирнов, главный врач "русской больницы", спасшей сотни людей — военнопленных и горожан. Тот самый бригвоенврач, который сегодня так отчаянно вцепился в возможность эвакуировать раненых…

Судьбы меняются. И ты, к счастью, все-таки видишь — как.

Глава 10

30 сентября 1941 года, Орёл

Сержант Дёмин тоже не спал — впотьмах огонек папиросы казался почти что красным, тревожным.

"М-да, вот так и начинают грешить излишней впечатлительностью", — укорил внутренний голос.

Узнав, куда предстоит ехать, комсомолец — наверняка ведь комсомолец, сто из ста, — Дёмин удивления не выказал. А может, и не удивился. В ночных сумерках, когда лицо едва различимо, чужая душа — вдвойне потемки.

Автомобиль прогромыхал-пророкотал по смутно знакомым Годунову улицам. Смутно? Да неужели? Вон по правому борту белеет — совсем не нарядно, нет, по-капитулянтски-депрессивно, иначе и не скажешь, церковь Михаила Архангела, по левому багровеет терем Центробанка…